— Подслушивали… Подслушивали то, что я сочиняла про Анну… Как гадко. Я-то думала, что на чердаке ремонтируют крышу, когда слышала шаги… Вы шпионили за мой.

— Не только. Не мог же я сутками караулить у окна ваше летучее воображение. У вас приятнейшая манера не запирать двери комнаты.

— Ага! Вот, значит, как… Вы воровски пробирались сюда? И включали мой диктофон… Отвратительно! — Вера еле сдерживалась, чтобы немедля не выгнать этого распоясавшегося наглеца. — Вы нечистоплотны.

— Согласен. Ради торжества истины я способен на многое. Кажется, ваш Феликс тоже не стесняется в средствах — какие-то сведения купит, какие-то украдет, а что-то и присочинит.

— Я пустила вас сюда не для того, чтобы обсуждать моего друга.

— Справедливое замечание. Прошу прощения. Постараюсь не отклоняться от нашего дела. Итак, я попытался собрать информацию по «Делу Тисо» — назовем его так. И самое странное, что она фантастическим образом совпала с вашим вымыслом! Совпала! Отчасти понятно, ведь вы «сочиняли» на основе подлинных документов. Описывали их историю, прочитав письма…

Вера достала пачку листков и положила перед своим гостем.

Глеб в недоумении перебрал бумаги:

— Что это?

— То, что вы назвали «письмами Анны». Здесь только одна записка, написанная в ожидании Мишеля. Он часто уезжал на задания, и Анна старалась подавить тревогу.

— «Тебя нет, тебя нет, тебя нет…» — прочел Глеб. — Нечто лирическое. И куча листков с цитатами из Библии! Откуда они? Объясните, если вы уж такая ясновидящая.

— Представьте поздний дождливый вечер. Брюссель, осень 1944-го. Дождливая, страшная ночь. Анна ждет. Она не имеет права доверять свои чувства бумаге. Она открывает Евангелие…

Глава 17

Она взяла том Библии, раскрыла наугад, шевеля губами, прочла нечто ее взволновавшее, села к письменному столу отца и начала быстро писать, макая перо в серебряную чернильницу: «Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знания упразднятся…» Апостол Павел. «Любовь никогда не перестанет… — прошептала она, задумчиво промокая написанное качалкой пресс-папье. — Кабы так, кабы так…»

В дверях раздался тихий стук, и она помчалась открывать. На пороге стоял Поль. Вымокший до нитки, с темными прямыми прядями, прилипшими ко лбу. Дрожащие губы улыбались.

— Что случилось, что? — Анна впустила его, пугаясь этой улыбки.

— Мишель п-п-просил п-передать, что его не будет в Брюсселе несколько дней. Тетушка в Брюгге при смерти, — еле выговорил он, заикаясь больше обычного.

— При смерти? Что это значит? С Мишелем что-то случилось? — еще больше испугалась Анна.

— Нет! Не волнуйтесь вы так: с ним все в порядке. Просто надо быть осторожнее.

— «Осторожнее», а сам разгуливаешь в комендантский час.

— Я здесь все подворотни знаю.

— Господи, да ты же промок насквозь! Марш в ванну, я дам тебе вещи отца. Живо переоденься, а я пока разогрею суп. С фасолью — сегодня сварила. Да, да, мсье Поль, я вас никуда не отпущу.

Отправив парня в ванную, она сложила листок с цитатой апостола Павла и спрятала его за портрет, достала тарелки, поставила чашки.

Поль, одетый в мешковатый альпийский свитер и длинные брюки профессора, выглядел нелепо и был смущен этим.