Восьмидесятилетний старец, как всегда, держал в руке традиционную сумку-мешок. Его красивые седые волосы прикрывали уши, и, в парадном кимоно, с идеально прямой спиной входя в зал, он выглядел величественно. Директор издательства вел себя так, словно единственное оправдание его жизни – роль преданного слуги из свиты такого человека.

– А-а, Ногути, прекрасная была поездка!

Старец сразу опустился на почетное место. Кроме него, претендовать на это было некому. Тема беседы сразу же ушла от поездки в Нару: старец принялся рассказывать, что вчера читал по желанию его величества лекцию «История газетного дела в Японии».

– Времени было не много, так что я не мог останавливаться на подробностях. И тем не менее… – говорил старец. – Естественно, интереснее всего оказался разговор о периоде Мэйдзи. Для нас, стариков, это понятно, но вот беда, и для его величества Мэйдзи – это «добрые старые времена».

– Наверное, потому, что вы, учитель, вели разговор в духе «добрых старых времен».

– Во всяком случае, император не рассматривает настоящее время в ряду лучших и надежных времен.

Гости собрались, подали сакэ и закуски. Кадзу через некоторое время покинула зал, но вскоре вернулась в сопровождении двух служанок, которые несли большой поднос, где полыхало синее пламя. Гости были поражены.

– Факел Нигацудо! – провозгласила Кадзу.

На искусном блюде, помещенном на низкий столик, горели факелы по числу гостей, бамбуковое ограждение было сделано из мяса курицы. Вздымалось пламя большого факела – облитое ромом жареное мясо птицы, горные травы, разложенные вокруг него, символизировали горы близ Нары. Изобразили даже таблички, запрещавшие вводить лошадей на территорию Нигацудо.

Гости хором хвалили замысел. Предприниматель сказал, что в этом году смог дважды увидеть ритуал Омидзутори, и тут же сложил по этому поводу хайку. Кадзу мельком взглянула на Ногути.

Тот не выглядел особо счастливым. Лицо напряженно застыло, во взгляде, которым он обменялся с Кадзу, сквозило нечто похожее на гнев. Однако Кадзу выдержала этот взгляд, успокоилась и даже дерзко погрузилась в ощущение счастья. Ведь она знала, что неприязнь Ногути – это попытка сохранить частичку достоинства в тех случаях, когда женщина указывает, что ему делать.

Она спокойно поднялась с места. Сделала вид, что направляется в конец коридора, а сама спряталась в тени следующего сочленения раздвижных стен.

Вскоре из зала раздался голос Ногути. То были слова, которых Кадзу так ждала.

– Сегодня вечером я хочу сообщить вам, дорогие гости, кое-что важное: я и хозяйка этого дома, Фукудзава Кадзу, решили пожениться.

Всеобщее минутное молчание нарушил насмешливый возглас старца:

– Я полагал, что у нашего Ногути талант к жизни равен моему, но он меня переплюнул! Я счастлив, что не был так одарен. Давайте за это выпьем. А где хозяйка? – И он сердито прикрикнул на директора газетного издательства: – А ты чего ворон считаешь? Звони скорее в издательство. Разве это не сенсация?!

– До сих пор этим занимались репортеры.

Все засмеялись, и почувствовалось, что компания разом успокоилась.

– Да где же хозяйка?! – снова воскликнул старец.

Во время их совместного путешествия Кадзу не слышала у него такого тона и уловила в его голосе намеренно выставленные напоказ необузданные чувства, свойственные современнику эпохи Мэйдзи. По пути в зал она столкнулась с директором, который шел звонить в издательство. Послушный директор мимоходом ущипнул Кадзу за полное плечо и поспешил дальше.