Конница обошла лачуги Феодосии, где еще недавно тушили пожары от обстрела с моря. Мошаду наказал при артподготовке не приближаться к крепости ближе, чем на полтора-два километра. С небольших возвышенностей к северо-западу, именуемых на карте Тепе-Оба, крепость оказалась прекрасно видна.

Григорий, обозрев цель похода, понял, что она гораздо больше, чем недавно взятый Азов. Кроме мощных внешних стен, крепость Кефе имела столь же серьезную цитадель внутри. Уважая таланты своих немецких и французских коллег по ратному делу, Косагов не мог взять в толк, как на этот раз, без полевых пушек и минометов, фон Бокен рассчитывает одолеть противника, сохранив при этом достаточное число войск для удержания на перешейке границы с ханством.

То же самое не понимал нуреддин. Когда к воротам на загнанных лошадях примчалась жалкая тысяча, а со временем еще сотни три от непобедимой лавы, часть из них раненые, и в залив снова втянулись ненавистные коптящие монстры, он догадался, что неприятности еще не кончились.

Между тем, Олег вспомнил про свою методику штурма испанских городов с применением нелетальных отравляющих веществ из полицейского аресенала. А именно – коктейль «Сонная радость» из засылаемых в равной пропорции снарядов, начиненных сонным газом или препаратом, вызывающим безудержную диарею.

«Париж» удобно расположился под стенами Кефе, в какой-то сотне метров от максимального радиуса поражения береговой артиллерией, начал методично и неторопливо колупать 100-миллиметровыми снарядами крепостную кладку. В век железобетона пушки «Парижа», наверно, извели бы вагон боеприпасов без толку. Но камни высыпались из раствора, по укреплению разбежались трещины, приличный кусок стены обрушился внутрь.

Пока фрегат уродовал памятник генуэзского фортификационного зодчества, «Вашингтон» максимально поднял баковое 75-миллиметровое орудие и начал стрелять поверх внешней стены. Снаряды взрывались у цитадели, но не разрушали ее. Пространство внутри крепости наполнилось облаками мерзко пахнущего прозрачного тумана.

Узнав, что скоро наступит его час, Косагов распределил обязанности при штурме. Вооруженных для стрельбы в ближнем бою и неплохо владеющими саблями дворян полковник поставил в первую линию, драгун обязал прикрыть рывок к бреши, уничтожая защитников на крепостной стене, затем в пролом втягивались все, повторяя тот же маневр при штурме цитадели. Менее всего понятно было о «проказном» тумане. Фон Бокен предупредил, что ядовитый дым осядет на землю, и между внешней стеной и цитаделью лучше не спешиваться. Еще более странно прозвучал совет замотать лицо мокрой тряпицей. Григорий не нашел ничего лучше, как сказать своим, что нехристи жгут во дворе костер из поганок, для чего надобно лицо укрыть до глаз и с коней не слезать.

Крымчаков о химическом оружии не предупредили. Кул-Болду в бессильной ярости рассматривал, как растут прорехи в крепостной стене, срывал злость на подчиненных, обзывая их детьми шакала, и жалел, что не выспался ночью, потому что именно сейчас, в самый ответственный момент мощно потянуло прилечь. Усилием воли стряхнув наваждение, нуреддин вдруг почувствовал нестерпимый призыв на минуту оставить командный пост. Его счастье, обладателю данного титула полагалось отдельное помещение для уединения, потому что в общих местах творилась давка.

Обстрел дано окончился, стены внешнего периметра и цитадели гостеприимно распахнули пробоины, надо было срочно принимать меры к перегруппировке на случай прорыва врага. Но у всех защитников крепости после утоления первоочередной нужды началась непреодолимая дремота. Они как-то передвигались, отдавали и принимали приказы, но делали все, будто плавая в киселе, замедлявшим движения. Только одно могло сподвигнуть их к оперативным действиям – необходимость снова спустить шаровары.

Небольшая часть гарнизона, находившаяся на верхушке стен, продуваемых ветерком, сохранила бодрость духа и крепость кишечника.