Я сам себя переломаю

И, слыша хруст своих хрящей,

Внушу себе, что принимаю,

Что понимаю ход вещей,

Найду предлоги для расплаты,

Верша привычный самосуд…

Мы вечно были виноваты —

За это нам и воздадут.

И торжествующие стеньки

С российской яростью родной

Меня затеют ставить к стенке

Какой-нибудь, очередной,

И жертвой их чутья и злобы

Я пропаду ни за пятак:

Добро б за что-нибудь! Добро бы

За что-нибудь — за просто так!

Не дав минуты оклематься,

Меня привычно пригвоздят,

Хоть я бежал от прокламаций

И ненавидел самиздат,—

Но прирученная Фемида

Привычно справит торжество,

И то-то будет мне обида,

Что я не сделал ничего,

Когда в какой-то миг кошмарный

Я успокоюсь в общем рву

И даже гибелью бездарной

Аплодисментов не сорву!

Прощай, свободная Россия,

Страна замков, оград, ворот!

Прощай, немытая стихия —

Так называемый народ!

Опять взамен закона дышло,

И вместо песни протокол,

И вместо колокола слышно,

Как в драке бьется кол о кол!

Потом припомнят наши строки,

Неизданные — до одной,—

Во дни глобальной перестройки,

Какой-нибудь, очередной,

В стране безумного народа,

Всегда готового вязать,

Где есть последняя свобода —

Свобода это предсказать.

1989 год

Эсхатологическое

Ты помнишь, мы сидели вчетвером.

Пустынный берег был монументален.

К Европе простирался волнолом.

За ближним лесом начинался Таллин.

Вода слегка рябила. Было лень

Перемещать расслабленное тело.

Кончался день, и наползала тень.

Фигурная бутылка запотела.

Федотовы еще не развелись.

От Темы к Семе не сбежала Тома,

Чьи близнецы еще не родились

И не погнали Тому вон из дома.

Бухтин не спился. Петя не погиб

Под колесом неназванной машины.

Марину не увел какой-то тип.

Сергей и Леша тоже были живы.

Тень наползала. Около воды

Резвились двое с некрасивым визгом,

Казавшимся предвестием беды.

Федотов-младший радовался брызгам

И водорослям. Смех и голоса

Неслись на берег с ближней карусели.

На яхтах напрягали паруса,

Но ветер стих, и паруса висели.

Эстония еще не развелась

С империей. Кавказ не стал пожаром.

Две власти не оспаривали власть.

Вино и хлеб еще давали даром.

Москва не стала стрельбищем. Толпа

Не хлынула из грязи в квази-князи.

Еще не раскололась скорлупа

Земли, страны и нашей бедной связи.

Тень наползала. Маленький урод

Стоял у пирса. Жирная бабенка

В кофейне доедала бутерброд

И шлепала плаксивого ребенка.

Пилось не очень. Я смотрел туда,

Где чайка с криком море задевала,

И взблескивала серая вода,

Поскольку тень туда не доставала.

Земля еще не треснула. Вода

Еще не закипела в котловинах.

Не брезжила хвостатая звезда,

Безумцы не плясали на руинах,

И мы с тобой, бесплотных две души,

Пылинки две без имени и крова,

Не плакали во мраке и тиши

Бескрайнего пространства мирового

И не носились в бездне ледяной,

Стремясь нащупать тщетно, запоздало

Тот поворот, тот винтик роковой,

Который положил всему начало:

Не тот ли день, когда мы вчетвером

Сидели у пустынного залива,

Помалкивали каждый о своем

И допивали таллинское пиво?

Нет, не тогда.