Нести домой пакет томатов мокрых

(Стоял с утра, досталось полкило).

Меня ничей не остановит окрик.

Сажусь в троллейбус. Тихо, как во сне,

ДК «Высотник» проплывает в окнах.

Немногое для счастья нужно мне.

1993 год

Брат

У рядового Таракуцы Пети

Не так уж много радостей на свете.

В их спектре, небогатом и простом,—

Солдатский юмор, грубый и здоровый,

Добавка, перепавшая в столовой,

Или письмо — но о письме потом.

Сперва о Пете. Петя безграничен.

Для многих рост его уже привычен,

Но необычен богатырский вес —

И даже тем, что близко с ним знакомы,

Его неимоверные объемы

Внушают восхищенный интерес.

По службе он далек от совершенства,

Но в том находит высшее блаженство,

Чтоб делать замечанья всем подряд,

И к этому уже трудней привыкнуть,

Но замолкает, ежели прикрикнуть,

И это означает: трусоват.

Зато в столовой страх ему неведом.

Всегда не наедаясь за обедом,

Он доедает прямо из котла;

Он следует начальственным заветам —

Но несколько лениво, и при этом

Хитер упрямой хитростью хохла.

Теперь — письмо. Солдаты службы срочной

Всегда надежды связывают с почтой,

Любые разъясненья ни к чему,

И сразу, избежав длиннот напрасных,

Я говорю: у Пети нынче праздник.

Пришло письмо от девушки ему.

Он говорит: «Гы-гы! Вложила фотку!»

Там, приложив платочек к подбородку

И так отставив ножку, чтоб слегка

Видна была обтянутая ляжка,

Девица, завитая под барашка,

Мечтательно глядит на облака.

Все получилось точно как в журнале,

И Петя хочет, чтобы все узнали,

Какие в нас-де дамы влюблены.

Кругом слезами зависти зальются,

Увидевши, что Петя Таракуца

Всех обогнал и с этой стороны!

И он вовсю показывает фото,

И с ужина вернувшаяся рота

Разглядывает лаковый квадрат,

Посмеиваясь: «Надо ж! Эка штука!»,

И Петя нежно повторяет: «Су-ука!»

Как минимум пятнадцать раз подряд.

…Усталые, замотанные люди

Сидят и смотрят фильм о Робин Гуде.

Дежурный лейтенант сегодня мил,

По нашей роте он один из лучших,—

И на экране долговязый лучник

Прицелился в шерифовских громил.

Я думаю о том, что все мы братья,

И все равны, и всех хочу принять я —

Ведь где-то там, среди надзвездных стуж,

Превыше облаков, густых и серых,

В сверкающих высотах, в горних сферах

Витает сонм бессмертных наших душ!

Отважный рыцарь лука и колчана

Пускает стрелы. Рота замолчала:

Ужель его сегодня окружат?

Играет ветер занавесью куцей,

И я сижу в соседстве с Таракуцей

И думаю о том, что он мой брат.

1987 год

«Никто уже не станет резать вены…»

Никто уже не станет резать вены —

И слава тебе господи! — из-за

Моей предполагаемой измены

И за мои красивые глаза.

Не жаждут ни ответа, ни привета,

Взаимности ни в дружбе, ни в любви,

Никто уже не требует поэта

К священной жертве — бог с тобой, живи

И радуйся! Тебе не уготован

Высокий жребий, бешеный распыл:

Как будто мир во мне разочарован.

Он отпустил меня — и отступил.

Сначала он, естественно, пугает,

Пытает на разрыв, кидает в дрожь,

Но в глубине души предполагает,

Что ты его в ответ перевернешь.

Однако не найдя в тебе амбиций

Стального сотрясателя миров,

Бойца, титана, гения, убийцы,—

Презрительно кидает: «Будь здоров».