неестественен...

     Кукольник. Позвольте, графиня!

      Долгоруков хихикает от счастья, завалившись за спину Богомазова.

     Салтыкова  (возвращается  в  библиотеку).  Ах,  Александра  Кирилловна.

Позвольте вам представить литератора Нестора Васильевича Кукольника и Влади-

мира Григорьевича Бенедиктова.

  Долгоруков от счастья давится. Преображенцы тихо отступают в столовую и

                              исчезают из нее.

     Воронцова. Ах, боже мой... Простите меня  великодушно,  я  увлеклась...

Простите... Милая Александра Сергеевна, я убегаю. (Скрывается в гостиной.)

    Салтыков идет за Воронцовой. Бенедиктов с искаженным лицом выходит в

                       столовую. Кукольник - за ним.

     Бенедиктов. Зачем ты повез меня на этот завтрак? Я сидел тихо дома... И

все ты, и вечно ты...

     Кукольник. Неужели ты можешь серьезна  относиться  к  бредням  светской

женщины?

     Салтыков. Агафон! Снимай обоих  -  и  Пушкина  и  Бенедиктова  -  в  ту

комнату, в тринадцатый шкаф!

                                  Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Ночь.  Дворец  Воронцовой.  Зимний  сад.  Фонтан. В зелени огни. Меж сетками

порхают встревоженные птицы. В глубине колоннада, за ней пустынная гостиная.

Издалека доносится стон оркестра, шорох толпы. У колоннады, неподвижен, негр

в  тюрбане.  В  самой  чаще,  укрывшись  от взоров света, сидит на диванчике

Долгоруков,  в  бальном  наряде.  Перед  Долгоруковым шампанское. Долгоруков

подслушивает разговоры в зимнем саду. Недалеко от колоннады сидит Пушкина, а

                          рядом с ней - Николай I.

     Николай I. Какая печаль терзает меня, когда я  слышу  плеск  фонтана  и

шуршание пернатых в этой чаще!

     Пушкина. Но отчего же?

     Николай I. Сия искусственная природа напоминает мне подлинную, и  тихое

журчание ключей, и тень дубрав... Если бы можно было сбросить  с  себя  этот

тяжкий наряд и уйти в уединение лесов, в мирные долины! Лишь там, наедине  с

землей, может отдохнуть измученное сердце...

     Пушкина. Вы утомлены.

     Николай I. Никто не знает и никогда не поймет,  какое  тяжкое  бремя  я

обречен нести!

     Пушкина. Не огорчайте нас всех такими печальными словами.

     Николай I. Вы искренни? О да, о  да.  Разве  могут  такие  ясные  глаза

лгать? Ваши слова я ценю, вы одна нашли их для меня.