— Все. Все! Билет на метро, на автобус, чек из гостиницы. Дал десять сантимов уборщице в туалете — запиши! Можно даже расписку с нее взять, если получится! Ты вот боишься бошей, но поверь, это ты еще не видел отчетности УСО.

И еще раз отчеканил, словно одержимый, воздев указательный палец:

— Сохраняй все чеки. Это о-чень-важ-но!

На следующую ночь Риар с Доффом покинули Берн. Утром они будут во Франции. Собираясь в номере, Дофф сильно нервничал; укладывал последние вещи и напевал: Heil Hitler, mein Lieber… И вдруг, словно в приступе безумия, схватил короткий кинжал и, приставив себе к горлу, провозгласил:

— Да здравствует жизнь! Жить — дело важное.

Пэл, наблюдавший за ним, кивнул.

— У тебя краля есть? — Дофф положил свой нож.

— Краля?

— Ну девушка, чего там.

— Есть.

— А звать как?

— Лора.

— Красивая?

— Очень.

— Тогда обещай мне две вещи: во-первых, никогда не отчаиваться. А во-вторых и в-главных, если я сдохну во Франции, трахни за меня свою Лору.

Пэл засмеялся.

— Обещаешь, а?

— Заметано.

— До встречи, брат. Физию свою не попорть.

Они поцеловались. И Дофф уехал.

Пэл смотрел в окно на узкую улочку. Маленькую мощеную улочку. Несмотря на поздний час, было тепло. Прекрасная летняя ночь. Он видел Риара, невозмутимо стоящего под фонарем с двумя чемоданами в руках. Вскоре появился Дофф. Мужчины кивнули друг другу и ушли в темноту. Дофф в последний раз обернулся на окно, у которого стоял Пэл, улыбнулся и весело послал ему нацистское приветствие. Heil Hitler, mein Lieber, — прошептал Сын.

Дальше Пэл действовал один. Спустя два дня после отъезда Риара и Доффа он двинулся из Берна в Лион, заехав для начала в Женеву. Она была одним из возможных звеньев его канала: консульство Великобритании могло оказать поддержку агентам-англичанам из Секции F, выдающим себя за отставших от части сбитых летчиков. Но была и другая причина, по которой он направился к берегам Лемана: о них часто упоминал отец. “Женева — потрясающий город”, — твердил он. Они никогда не ездили туда вместе. На самом деле Пэл не был уверен, что и отец там бывал, но тот всегда говорил с таким воодушевлением, что он, боясь выставить отца в смешном свете, ни разу не осмелился задать ему этот вопрос. Если кто-то из друзей рассказывал об экзотических странах, то отец, почти никуда не выезжавший и боявшийся, что с ним перестанут считаться, говорил о Женеве, всегда о Женеве. Убеждал, что нечего, в конце концов, ездить в Египет, когда на свете существует Женева — шикарный город с роскошными парками, отелями, Дворцом наций и прочее и прочее. И когда отец, мечтательный мелкий чиновник, заговаривал об отелях, Пэл понимал, что он привирает.

В Женеве Пэл провел всего несколько дней: установил контакты, немного посмотрел достопримечательности, поздоровался с городом от имени отца, а главное, купил в киоске на берегу озера набор открыток. Потом через Лион добрался до юга Франции, побывал в Ницце, в Ниме, доехал до Пиренеев. Связался с будущими посредниками канала, убедился в надежности их самих и явок. Обошел все убежища и конспиративные квартиры, проверил, везде ли есть черный ход и телефон. Раздал дополнительные карточки на продовольствие, записал опознавательные коды для передачи в Лондон и, следуя полученным инструкциям, установил связь с местными ячейками, по большей части пребывавшими еще в зачаточном состоянии: порой в них насчитывалось всего два-три человека. Он составлял перечень необходимого, консультировал ответственных и чувствовал себя важной персоной. В манере говорить подражал Риару, а в поступках — Доффу.