Изменить размер шрифта - +
Война есть война. И на войне осознаешь самые ужасные истины. И худшая из них, самая невыносимая — то, что мы одни. И всегда будем одни. Одинокие из одиноких. Навсегда одинокие. Но жить все равно придется. Знаешь, я долго думал, что всегда найдутся люди, которые нас защитят, другие. Верил в этих других, в эти химеры, воображал, как они, сильные и отважные, придут на помощь славному угнетенному народу. Но таких людей не существует. Посмотри на УСО, посмотри на этих людей, так ли ты представлял себе мужество? Я — нет. Я вообще не думал, что придется идти на войну. Я же не умею воевать, я никогда не был драчуном, сорвиголовой, храбрецом. Я ничто, и я здесь только потому, что не нашлось никого другого…

— Может, это и есть мужество, — перебил его Пэл.

— Это не мужество, это отчаяние! Отчаяние! Вот потому-то я, если захочу, могу сказать, что меня зовут Адольф Гитлер, могу зигануть в Лондоне на собрании в Управлении просто забавы ради. Просто потому, что, наверно, Гитлер меня убьет, а когда я смеюсь над собой, мне не так страшно, ведь я никогда, никогда бы не подумал, что именно мне придется брать в руки оружие. Я ждал людей, а они так и не пришли!

Два агента долго смотрели друг на друга в темноте. Все, что сказал Дофф, Пэл знал и так. Главная опасность для людей — это люди. И немцы заражены не больше остальных, просто болезнь у них развилась быстрее.

— Обещай все-таки верить мне, несмотря ни на что, — заключил Дофф. — Обещай.

— Обещаю.

Но в обещании этом сквозило сомнение.

Трое агентов провели в Берне около двух недель, отслеживая отправку швейцарских станков в Великобританию. Риар за это время постарался получше подготовить Пэла: тот был хорошим агентом, теперь ему оставалось лишь набираться опыта. А Пэл во многом подражал Риару — тот всегда будет для него примером. Ему нравилось, что Риар всегда выдерживал глубокую паузу, прежде чем ответить на вопрос, словно давал себе время хорошенько подумать, словно каждое его слово имело особую ценность. Даже в самых заурядных бытовых случаях, даже в ресторане в центре города, где они порой обедали вместе, Риар пристально глядел на Пэла, долго молчал, а потом говорил, чеканя каждое слово, будто от этого зависел исход войны: “Передай мне соль”. Пэл, трепеща, послушно передавал. Снова молчание. Наконец Риар царственно произносил: “Спасибо”. Сын ни секунды не сомневался, что эти паузы перед каждым словом были лишь уловкой, чтобы машинально не заговорить по-английски. А Риар, подметив, какое впечатление он производит на юного товарища, иногда шутки ради сбивал его с толку: когда они встречались в его гостиничном номере, возился с разложенной на кровати техникой УСО — ручкой-пистолетом, какой-нибудь ловушкой или главным передатчиком S-Phone, который был при нем, — а Пэл изо всех сил пытался сосредоточиться и слушать его объяснения.

Миссия в Берне завершилась раньше предусмотренного срока. Поступил приказ из Лондона: Риара с Доффом ждали на западе Франции на важную встречу. Рассудив, что Пэл вполне сумеет в одиночку наладить канал, Риар дал ему пятьдесят тысяч французских франков и коротко объяснил, что делать дальше: добраться до Свободной зоны и оценить безопасность канала, которым он вернется в Великобританию, в Лондон. Не слишком вдаваясь в детали задания, он тем не менее особо подчеркнул один пункт:

— Главное, сохраняй все чеки, ничего не теряй.

— Чеки? — в недоумении переспросил Пэл.

— Все, на что ты будешь расходовать деньги, которые я тебе дал. С этим не шутят…

Пэл сперва решил, что его разыгрывают, но Дофф, державшийся поодаль, замахал на него руками: Риар был совершенно зациклен на этом вопросе. И Пэл ответил с самым серьезным видом:

— Очень постараюсь. Что я должен хранить?

— Все.

Быстрый переход