Трое агентов, отплывающих во Францию, прибыли из Лондона вместе с сопровождающим два дня назад и поселились в маленькой прибрежной гостинице под видом солдат в увольнении. Для полноты картины им даже выдали военную форму. Потом они как ни в чем не бывало сели в маленьком порту на обычный корабль, а под покровом ночи, вместе с герметично упакованным багажом, тайно перебрались на одну из канонерок УСО. Корабль направился в сторону Франции, на крыше рубки смутно виднелась антенна S-Phone.
Капитан связался по S-Phone с берегом — все было в порядке. Судно встало на якорь, закрепленный не на цепи, а на канате: рядом стоял один из членов экипажа с топором, готовый в любую минуту его перерубить. Спустили шлюпку, и трое агентов в защитных накидках, предохранявших от брызг, которые впоследствии могли их выдать, уселись в нее. Шлюпкой управляли двое матросов, бесшумно орудовавших веслами.
Четверо отбывающих агентов нервничали на пляже у кромки воды. Через полчаса лодка наконец оказалась на берегу и была вытащена на песок, последние метры ее тянули матросы, спрыгнув в воду. Никто не произнес ни звука. Трое прибывших скинули непромокаемую одежду, бросили ее на дно шлюпки и вместе с ответственным удалились в сторону виллы, а эти четверо расселись в лодке; та сразу отчалила и исчезла в ночи.
Спустя сорок минут они поднялись на борт, и канонерка вышла в открытое море. Вся операция заняла чуть больше часа. В темноте виднелся тонкий, изящный женский силуэт. Облокотившись на поручни, женщина смотрела с кормы на удаляющийся французский берег. Громадная тень, стоявшая рядом, с бесконечной деликатностью обнимала ее за плечи.
— Домой едем, Лора, — сказал Толстяк.
* * *
Фарон в тревоге метался по квартире. Нервно ходил из комнаты в комнату, заглядывал то в дверной глазок, то в окно гостиной; шторы были задернуты, свет выключен, чтобы его не заметили. Несколько раз проверил, хорошо ли закрыта дверь, прочно ли держатся шипы, которыми он усилил петли. Он вконец вымотался. Отныне он в розыске, это точно, но никто по крайней мере не видел его лица. Он собрал кое-какие вещи в гостиной, погладил металлическую рукоять любимого браунинга и для храбрости постоял перед зеркалом, делая вид, что стреляет. Если за ним придут, он перебьет всех. Потом пошарил на кухне в поисках еды, нашел в шкафу две банки консервов и повалился с ними на диван. Вскоре он уснул.
* * *
Подлетая к Англии, Пэл перебирал в уме события последних месяцев. Дни на войне тянулись долго. Он никогда не забудет свой первый прыжок с парашютом. Дело было в апреле. Падение показалось ему более долгим, чем на тренировках в Рингвэе, на самом деле оно было явно короче. Стояла прекрасная светлая ночь, круглая луна разбрасывала блики света по лужицам на земле. Вокруг царил такой покой.
Он приземлился на незасеянном поле. Цветы одуряюще пахли, из прудов, чей блеск он видел с небес, слышалось веселое кваканье. Чудесный весенний вечер. Было почти тепло, легкий ветерок доносил из близкого леса дивные ароматы. Он был во Франции. Неподалеку смутно виднелись фигуры двух агентов, заброшенных вместе с ним: Риар, ответственный за задание, и Дофф, радист, уже копошились на месте приземления. Пэл отцепил от щиколотки лопатку и закопал свой комбинезон, шлем, очки.
Риар был американцем из Лагеря Х в Онтарио, учебного центра УСО для Северной Америки. В свои тридцать два года он имел долгий опыт работы на местности, сперва в качестве военного, затем агента УСО. Его отец был консулом в Париже, сам он в детстве провел там несколько лет и владел французским в совершенстве. Это был приятный, крепко сбитый, коротко стриженый человек с круглым лицом, в маленьких очках и с ухоженной бородкой. Неизменно исходившее от него невозмутимое спокойствие зачастую сбивало собеседников с толку; при первой их встрече в Лондоне Пэл за него испугался. Но за несколько дней подготовки к совместному заданию проникся к нему огромным уважением. |