– Это я уже слышала! Вы почему Стилиста полиции не сдали?!

Но Филипп Петрович словно и не слышал.

– Стася всегда мечтала о том дне, когда девочка вырастет, окончит школу, станет взрослой девушкой. Период расцвета девичьей красы так краток. Нужно успеть насладиться им в полной мере. Год, два, несколько лет – и вот уже девушка становится чьей-нибудь женой, у нее самой появляются дети, ей уже недосуг следить за собой, да и желание такое возникает не так часто. Она вся растворяется в заботе о муже и детях. И красота ее неизбежно меркнет. Затем годы берут свое, и вот уже от девичьей красы не остается и следа. Надо пользоваться тем кратким мигом, пока девушка цветет.

– При чем тут это? Вы вообще о чем говорите? Вы знаете, где сейчас находится Стилист? Где этот ваш Валерий Павлович? Вы знаете, где он прячется?

Но это было все равно что говорить с глухим. Старик не реагировал на крики Фимы, он продолжал смотреть в пустоту и гладить альбом.

– Стася мечтала наряжать и баловать нашу девочку, – произнес он. – Она не знала, какая внешность будет у доченьки, когда та вырастет, поэтому разработала наряды на любой случай. Тут, в альбоме, можно выбрать любое платье для любой девушки. Для любой! Для толстушки и стройняшки, для брюнетки и для шатенки, найдутся наряды на любой вкус. Стасе лишь нужна была дочка. Девочка, которую она могла бы наряжать, которой она могла бы любоваться. Та девочка, которой при жизни Стаси я так своей жене и не смог подарить.

Он продолжал гладить альбомные страницы, словно подзаряжаясь невидимой энергией. Это было удивительно, но казалось, что с каждым прикосновением к вещи, которая была дорога его любимой покойнице, старик словно бы молодел.

Фима с удивлением отметила, что глаза его постепенно приобретали осмысленность, на щеках появился румянец, а движения из робких и неуверенных обретали силу.

– Единственное, в чем Стася была уверена, девочка должна у нас с ней получиться настоящей красавицей. Она была в этом так уверена, что я долго колебался, прежде чем выбрать подходящую. Вдруг она не понравилась бы моей Стасе? Я не мог оплошать снова! Не мог снова подвести мою Стасеньку!

О чем это он говорит? Но о чем бы ни шла речь, это было нечто очень важное, потому что на глазах у старика выступили слезы. Фима даже растерялась: она не привыкла видеть невозмутимого Филиппа Петровича таким взволнованным. Дело-то было нешуточное, это Фима всей кожей почувствовала.

А хозяин дома продолжал говорить:

– Я увидел ту первую девушку в магазине. Она выбирала ткани. Искала какую-то особенную ткань, которую должна была подарить подруге. Я долго смотрел на нее, не понимая, что же такого было в ней необычного. Да, она была красива, но девушек и покрасивей я встречал до тех пор немало. Однако они не заставляли биться мое сердце, а эта красавица меня зацепила. Я смотрел на нее и не понимал, что же в ней такого особенного. Но я последовал за ней, выяснил, где она живет, и понял, что именно она и станет моим подарком.

Что? Подарком? Кому подарком? Ткань? Девушка?

Фима уже совсем ничего не понимала, но чувствовала, что будет лучше не перебивать, если она хочет услышать конец этой истории.

– К концу недели я уже знал про эту девушку решительно все. Ее звали Леной. Она училась на вечернем и работала в каком-то скучном банке. В ее окружении были две подруги: одна старше, а другая младше ее. Но ни та, ни другая не заставили замереть мое сердце. Я наблюдал за своей Леночкой уже несколько дней и внезапно понял, почему мне так приятно на нее смотреть. В ее чертах проскальзывало нечто, что делало ее похожей на Стасю.