Ему пришлось уточнить дату в дневнике, и его рассердило, что эта подробность их жизни с Катериной не осталась навсегда запечатленной в его памяти. Он расценил это как неуважение, которого Катерина не заслуживала.
Гудение видеодомофона прервало размышления Тадеуша, и он закрыл альбом, после чего поднялся, пересек холл и подошел к маленькому экрану в стене около входной двери. Снаружи Дарко Кразич стоял вполоборота к улице и беспрерывно шнырял глазами то вправо, то влево. Даже на респектабельных улицах Шарлоттенбурга его помощник не воспринимал безопасность как нечто даруемое небом. Кразич вечно цитировал своего отца‑рыбака: «Одна рука для лодки, другая для себя». Тадеушу не приходило в голову протестовать против того, что можно было бы назвать паранойей, по крайней мере пока речь шла о его собственной жизни. Кразич заботился о его безопасности и о своей тоже, так что его следовало благодарить, а не давать волю раздражению.
Впустив своего помощника в подъезд, Тадеуш оставил дверь на задвижке и отправился в кухню варить кофе. Едва он успел достать кофе из морозилки, как Кразич уже был рядом, с опущенной головой и расправленными плечами, словно искал, на кого бы обрушить свое воинственное настроение. Однако он знал, что с боссом лучше не шутить.
– У нас неприятности, – проговорил он на удивление спокойно.
Тадеуш кивнул:
– Я слушал новости по радио. Еще два мертвых наркомана в грязном ночном клубе на Ораниен‑штрассе.
– Всего семеро, считая того, который умер в реанимации.
Кразич расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана сигарницу.
– Знаю. – Тадеуш включил кофемолку, на несколько мгновений лишив их обоих возможности слышать друг друга. – Дарко, я умею считать.
– Журналисты тоже. Тадзио, они поднимут жуткую вонь. Такое нельзя спустить на тормозах. На полицейских давят со всех сторон.
– За это мы им и платим, разве не так? Чтобы они держались и не нападали на наших людей.
Он насыпал кофе в кофейник и залил горячей водой.
– Есть кое‑что такое, чего они не могут игнорировать. Например, семь покойников.
Тадеуш нахмурился:
– Дарко, о чем ты говоришь?
– Дело зашло слишком далеко, и нашими обычными силами мы не справимся. Сегодня собираются арестовать Камаля. У нас будет крапленая карта, если наш человек сейчас засветится. – Он раскурил сигару и с удовольствием затянулся.
– Черт! Что можно сделать?
Кразич передернул плечами:
– Зависит от многого. Если на Камаля повесят семь убийств, то он может решиться на то, чтобы сдать меня. И даже тебя. Если ему дадут гарантии безопасности, он с легкой душой от нас избавится в надежде на программу защиты свидетелей.
Тадеуш обдумал слова Дарко.
– Нельзя этого допустить. Дарко, настало время пожертвовать пешкой.
Дарко позволил себе легкую усмешку, и это не осталось без внимания Тадеуша.
– Хочешь, чтобы я не дал ему добраться до полицейского участка?
– Я хочу, чтобы ты сделал, что нужно. Однако, Дарко, надо быть осторожным. Дай что‑нибудь журналистам, чтобы они думать забыли о мертвых наркоманах.
Он налил кофе в чашки, и одну подвинул сербу.
– У меня есть пара идей. – Дарко поднял чашку, словно хотел чокнуться с Тадеушем. – Предоставь все мне. Ты не будешь разочарован.
– Нет, – твердо произнес Тадеуш. – Не буду. Ну а если Камаля не станет? Кто займет его место? Кто сумеет его заменить?
*
День был долгим, и бригадир Марийке ван Хассельт слишком устала, чтобы сразу заснуть. Она доложила о результатах вскрытия – жертву, как сразу же предположил де Врие, утопили, – на совещании со своим начальником Маартенсом и Томом Брюке, своим коллегой в одинаковом с ней звании. |