Лапин выслушал его, сосредоточенно завязывая защитного цвета платок на затылке.

– Я только одно скажу, – изрек он. – Если тот парень и вправду такой крутой, то когда я его засеку, так сразу вмажу по нему на поражение. С заложницей он будет или нет. Я не хочу, чтобы он из‑за нее моих ребят пощелкал.

– Я понял, – кивнул Бондарев. – Похоже, что ничего другого нам не остается.

Вертолет завис в двух метрах над поверхностью, и все пятеро, один за другим, вывалились в люк, чтобы упасть на песок, перекатиться в сторону, стремительно вскочить и начать движение в сторону Города Мертвых...

Трое – вправо, двое – влево.

Было начало шестого вечера, и солнце медленно скатывалось на запад, продолжая царить над иссушенной землей и над иссушенными ненавистью людьми.

8

Все произошло очень быстро. Даже слишком. Бондарев, морщась от боли, приподнял левую руку и посмотрел на часы. Двадцать пять шестого. Недолго они пропутешествовали по Городу Мертвых, прежде чем сами стали мертвецами.

А солнце все палило, и Бондареву стало казаться, что оно насмешливо взирает на него с недосягаемой высоты, как бы спрашивая: «Ну что? Допрыгался? Доигрался в свои догонялки?»

Бондареву захотелось вскинуть пистолет, из которого он не успел выпустить ни одной пули, и погасить солнце выстрелом навскидку. Если бы это что‑то меняло.

Пульсация крови в разодранном левом плече становилась менее ощутимой, но сам вид окровавленного рукава наводил на безрадостные мысли. Похоже, он действительно добегался. «А что, – спросил Бондарев себя с намеренной издевкой. – Ты думал, что до самой пенсии будешь бегать, словно вокруг тебя защитное поле? Не думал? А может, ты думал, что если уж и подстрелят тебя, то где‑нибудь в людном месте, перед телекамерами, и желательно поближе к больнице с хорошим хирургическим отделением? И так не думал? Тогда нечего удивляться и сожалеть. Сиди, смотри, как пропитывается кровью повязка на ране, и пиши благодарственное письмо товарищу Шустрову за то, что не отправил пулю чуть ниже и чуть правее. Тоже, кстати, примечательная деталь – не от какого‑нибудь маньяка или террориста, а от практически своего же, пусть и взбесившегося, парня схлопотать свинцовую пилюлю в левое плечо. Подарочек судьбы называется...»

Поначалу все было нормально. Шли, можно сказать, осторожно. Лапин то и дело норовил убежать вперед, и Бондарев страшным шепотом заставлял его притормаживать. Пилот Серега хрипел в ухо из динамика рации, что видит вторую группу, что идут вроде бы нормально...

Нормально. Проклятое слово. Всегда сначала все бывает нормально. А потом начинается черт‑те что!

Бондарев бежал посередине омоновцев, пригнувшись и держа палец на спусковом крючке. Стертые песком и временем камни окружали их справа и слева, под ногами скрипел песок, а в небе жужжал вертолет, описывая над котлованом широкие круги.

– Движение слева от вас, – вдруг завопил пилот. – На десять часов!

Бондарев повторил его слова для Лапина и другого омоновца. Они замедлили шаг, стали внимательнее всматриваться в темные провалившиеся внутренности каменных коробок.

Потом они услышали крик.