..случилось, – прорвался наконец голос пилота. – Стреляли?
– Стреляли, – подтвердил Бондарев. – Ты видишь внизу движение?
– Минуту...
Это тянулось вечность.
– Да, вижу. Это кто? Это наши?
– Нет! – заорал Бондарев. – Это он! Куда он движется?
– Он... Вроде бы к джипу...
– Быстро предупреди тех ребят!
– Понял... – ответил из своего безопасного далека пилот.
Бондарев резко вскочил на ноги – плечо пронзила немилосердная жгучая боль. Он побежал вверх, по склону, мимо тел омоновцев, к джипу, надеясь не опоздать, надеясь успеть хотя бы зайти Шустрову в тыл, если ничего другого уже не останется.
Он бежал, чувствуя пушечные удары пульсирующей крови в простреленном плече. От каждого такого удара у него темнело в глазах, и дорога становилась запутанной, а подъем – слишком крутым.
Бондарев почувствовал, как подкашиваются его ноги. Последним усилием он зацепился левой рукой за камень, стараясь удержать равновесие, но боль в плече полыхнула новой ядерной вспышкой, и Бондарев сполз на песок, привалился спиной к камню и замер.
Он услышал несколько выстрелов, крик, потом наступила тишина. Все еще надеясь, хотя оснований было немного, он вызвал по рации пилота.
– Серега... Что там?
– По‑моему, – пилот говорил каким‑то странным высоким голосом, – по‑моему, там – всё... Наши не шевелятся около джипа. А он движется в обратном направлении. А вы? Где вы?
– Где‑то здесь, – устало проговорил Бондарев. – Подстрелил меня этот орел.
– Выбирайтесь наверх, выходите в степь, я вас увижу и посажу вертолет, – торопливо предложил пилот. – Что вам там раненому делать?
– Что делать... – невесело повторил Бондарев. – Видишь ли, как только я начну вылезать на поверхность, он меня высмотрит и добьет. А то еще вертолет захватит. Ты вот что... Ты лучше давай связывайся со своим начальством и докладывай им обстановку. Пусть они решают что‑нибудь. У тебя много там горючего еще?
– Да не особенно... Еще минут пятнадцать могу покружить, а потом надо возвращаться.
– Вот и возвращайся. Прямо сейчас. Пусть он подумает, что тебе здесь больше нечего делать, что все погибли. А я тут посижу.
– Вас же ранили, – продолжал беспокоиться пилот.
– Не смертельно, – утешил его Бондарев. – Давай, Серега, отваливай...
Он не увидел, как улетел вертолет – не хотел менять положения своего тела. Зато услышал, как удаляется звук работающего двигателя, и мысленно пожелал Сереге счастливо долететь.
Потом он снова посмотрел на диск солнца, в эту минуту какой‑то кроваво‑красный, и пробормотал:
– Ну и что ты на меня вылупилось? Радуешься, сука? Рано радуешься...
9
Шустров почувствовал себя просто каким‑то сверхчеловеком в эти минуты, легко и стремительно перемещаясь между высоких, в человеческий рост, каменных нагромождений, с «ремингтоном» в одной руке и «Калашниковым» в другой. Он валял этих олухов, как хотел! Сначала из засады, подловив на плачущую, ничего не понимающую девчонку. Потом – в открытую, в лоб, с налета!
Увидев, как вертолет вдруг бросил кружить над котлованом и срочно рванул на юго‑восток, Шустров торжествующе захохотал: у этого сдали нервы! Испугался, что и его подшибут!
Шустров в порыве победоносного безумия выпустил вслед вертолету короткую очередь и даже выждал с полминуты – не случится ли еще одного чуда и не пойдет ли машина камнем вниз. Чуда не случилось, но Шустров от этого не очень расстроился. |