– Слушай меня внимательно, – сказал Шустров. – Ты даешь мне сумку. А потом я тебя вытащу.

Усвоила?

– Я ее не подниму, – проговорила Наташа, задрав голову вверх, чтобы Михаил видел ее искаженное болью лицо. – Я не могу поднять сумку к вам!

Шустров пожал плечами и сказал:

– Попытайся.

И она попыталась.

11

Ощущение в правой руке было такое, что у Наташи от плеча начинается деревянное устройство с одной конструктивной особенностью – непрекращающейся болью по всей длине деревяшки.

– Молодец, – сказал Шустров, принимая из ее судорожно сжатых пальцев сумку. – Пожалуй, я тебя вытащу.

И он с силой дернул ее вверх за обе руки, едва не вырвав их из суставов. Наташа легла животом на относительно устойчивую почву у самых камней, оставив ноги на коварном песке. Она чувствовала себя полумертвой. Песок от головы до пят покрывал ее тело. Мышцы рук сжимались спазмами боли, исцарапанные ноги ощущались двумя полосками огня. Пот пропитал каждую пору ее кожи. Пот, кровь и песок. Оригинальный имидж для шестнадцатилетней девушки. Особо модный в этом сезоне.

Шустров, сверхчеловек с миллионом долларов на плече, снисходительно посмотрел на комок синей ткани, натянутый на худенькое женское тело, что валялось у него в ногах.

– Счастливо оставаться. Приятно было провести время, но... – он с сожалением прищелкнул языком. – Пора, пора...

– Подождите, – прошептала Наташа, – не оставляйте меня здесь...

– А это уже твои личные проблемы.

– Хотя бы помогите выбраться наверх...

– Наверх? А что там хорошего – наверху?

– Дом...

– Дом, – задумчиво повторил Шустров. – Ну и что?

– Мама...

Шустров молча посмотрел на девушку. Что‑то изменилось в его лице. Михаил нагнулся, схватил Наташу за плечо и помог подняться.

– Иди. – Он показал на проход между камней. – Я за тобой. Извини, но тащить тебя на руках не намерен. У меня своя ноша.

Наташа кивнула. Она немного постояла у камня, отдышалась и короткими шажками побрела к выходу из крута. Шустров, с сумкой на одном плече, автоматом – на другом и с «ремингтоном» в руках, шел за ней, насвистывая «Степь да степь кругом...». Он внезапно ощутил всю прелесть того состояния, когда кругом степь да степь, а твой путь лежит далеко, и никто на этом пути тебе не помешает...

Наташу слегка пошатывало, и она касалась камня рукой, на всякий случай. Так, идучи вдоль стены, она подобралась к проходу и вошла в него.

Вошла, чтобы тут же быть отброшенной назад выстрелом в упор, обжегшим ей внутренности вроде того, как обжег желудок впервые выпитый на дне рождения Алика стакан водки. Совсем маленький стакан. Совсем маленький кусочек свинца.

Тогда почему столько боли?

Стадия шестая:

Город живых

1

Директор подъехал к кладбищу на неприметном пыльном «жигуленке» – кладбище было не из тех роскошных банкирско‑бандитских некрополей, куда только на «БМВ» и проедешь. Здесь все было по‑простому, в том числе и цветы у выстроившихся вдоль ограды старушек.

Директор двинулся по аллее, неуклюже помахивая цветами и смущаясь от этого. Потом он подсмотрел, как носят цветы другие и устроил букет на сгибе руки. Так выглядело поприличнее, хотя все равно не как у людей – те двигались степенно и печально, а Директор даже здесь торопился, поглядывая на часы.

Наконец он добрался до нужного участка, остановился, поправил плащ, вытер выступивший на лбу от быстрой ходьбы пот.