Они не боялись, что уходящий в небо столб дыма привлечет к ним внимание. Они вообще ничего не боялись, потому что не имели такого права. В отличие от остальных участников гонки эти трое не обладали правом выбора. Они не могли махнуть рукой и вернуться назад с пустыми руками. Их приняли бы дома только в том случае, если бы они вернули пропавшие деньги. Любой ценой. Даже если бы из четверых вернулся лишь один.

Не выполнивших задание дома не ждали. В этом случае неудачникам грозила смерть от рук своих же друзей. А семьи ждал позор. Ни то ни другое не устраивало воинов из клана Сарыбая. Поэтому у них не было выбора – только дорога, только поиск и только удача.

Одному из них поиск уже стоил жизни. Пуля Шустрова пригвоздила его к грязному полу плацкартного вагона. Это была смерть в бою, и потому трое оставшихся не могли оставить мертвого друга в морге, откуда открывалась одна дорога – к бесславному захоронению в дальнем углу Новоудельского кладбища, где высились неухоженные заросшие холмики – могилы бродяг и людей, которых некому было хоронить.

Теперь убитый нашел достойное пристанище – огонь пожирал его тело, а слитая с дымом душа взлетела на небо. Когда пламя совершило свое очистительное дело и в яме остался обгоревший скелет с пистолетом «ТТ» на грудине, трое поднялись и забросали покойника землей, чтобы ни люди, ни звери не нашли это место в степи.

Долг был отдан, и теперь троим предстояло пуститься прежним путем. Путем поиска и отмщения. Ничто на свете не могло их удержать на этой дороге.

Музыкант сел за руль, Малыш – рядом. Странноглазый втащил свою раненую ногу и лег на заднее сиденье. Джип, постепенно набирая скорость, двинулся к Новоудельску.

6

Качели негромко поскрипывали. Алик похлопал ладонью по креплению и заметил по‑хозяйски:

– Смазать не мешает.

– На них никто не катается, – сказала Наташа. – Поэтому отец и не смазывает.

Деревянная доска на цепях свисала с могучей ветви яблони, что росла во дворе дома Селивановых. Качели соорудил отец Наташи в те незапамятные времена, когда две его дочери еще играли в куклы. С тех пор прошло много лет, а качели так и висели, напоминая жильцам дома об ушедшем и пробуждая странное тягучее чувство в груди. Возможно, поэтому качели и остались висеть, а не пошли на дрова.

Алик, с опаской прислушиваясь к скрипу, взобрался на доску и стал раскачиваться, весело помахивая ногами.

– Что за детский сад, – нахмурилась Наташа. – Больше заняться нечем?

– Есть предложения? – Алик спрыгнул с качелей и, приземлившись на обе ноги, картинно застыл перед Наташей. Качели вернулись и ударили Алика по заду, испортив весь эффект. Наташа засмеялась. Алик почесал ягодицу и ухмыльнулся.

– Так что, есть предложения? Сходим куда‑нибудь?

– Куда? – вздохнула Наташа. – Куда здесь можно сходить?

– Ты так говоришь, словно только что вернулась из Парижа, – заметил Алик. – Там, слов нет, побольше развлечений... Но, по‑моему, ты не из Парижа приехала. А из Степного. Там вроде бы не намного веселее, чем здесь. Во всяком случае, дискотека в парке все еще работает. Правда, вечером.

– А до вечера ты чем собираешься заняться? – поинтересовалась Наташа. – Качаться на качелях?

– Ну... – Алик почесал в затылке, сдвинув темно‑синюю бейсболку на загорелый лоб. – Вообще‑то мне надо будет в четыре кое с кем встретиться...

– Это с кем еще, интересно знать, ты стал встречаться, пока меня не было?

– Я же не спрашиваю, как ты себя вела в Степном, – парировал Алик.

– Спроси.

– Не хочу. Тем более что встреча у меня сегодня такая.