Нет сожаленья у князей:

         Их ненависть, как их любовь,

         Бедою вечною грозит;

         Насытит первую лишь кровь,

         Вторую лишь девичий стыд.

         У закоптелого окна

         Сидит волшебница одна

         И ждет молоденькую дочь.

         Но Леды нет. Как быть? – Уж ночь;

         Сияет в облаках луна!..

         Толпа проходит за толпой

         Перед окном. Недвижный взгляд

         Старухи полон тишиной,

         И беспокойства не горят

         На ледяных ее чертах;

         Но тайны чудной налегло

         Клеймо на бледное чело,

         И вид ее вселяет страх.

         Она с луны не сводит глаз.

         Бежит за часом скучный час!..

         И вот у двери слышен стук,

         И быстро Леда входит вдруг

         И падает к ее ногам:

         Власы катятся по плечам,

         Испугом взор ее блестит.

         «Погибла! – дева говорит, —

         Он вырвал у меня любовь;

         Блаженства не найду я вновь…

         Проклятье на него! злодей…

         Наш князь!.. Мои мольбы, мой стон

         Презрительно отвергнул он!

         О! ты о мне хоть пожалей,

         Мать! мать!.. убей меня!.. убей!..»

         «Закон судьбы несокрушим;

         Мы все ничтожны перед ним», —

         Старуха отвечает ей.

         И встала бедная, и тих

         Отчаянный казался взор,

         И удалилась. И с тех пор

         Не вылетал из уст младых

         Печальный ропот иль укор.

         Всегда с поникшей головой,

         Стыдом томима и тоской,

         На отуманенный Ильмень

         Смотрела Леда целый день

         С береговых высоких скал.