Изменить размер шрифта - +
На методичный лязг последовала довольно быстрая реакция: штыри на стенах колодца вдруг окрасились неоном, и в него выстрелили тонкие лучи электричества. Лаки опрокинулся на пол и больше не поднимался, даже когда тело отпустило. Ответ дали. Это было «заткнись».

 

* * *

На пятый день началось интересное движение. В карцер упал ослепляющий луч света, и Лаки скорчился на полу, накрыв голову руками.

– Томич, на выход.

Эта фраза вернула весь вкус к жизни. Лаки проворно вскочил, как на шарнирах, игнорируя ломоту от электротерапии, и выжидающе замер. Большой лифт загудел, и его встретила пара охранников, но он еще надеялся, что снаружи все-таки ждет помилование.

Однако выше был целый вооруженный отряд, и каждый лазерный прицел уставился в его грудь.

– За мной, – проскрежетал старый охранник, судя по нашивкам – начальник тюрьмы.

Лаки покорно дошел до какой-то комнаты, куда его впихнули одним движением руки и захлопнули дверь. Это была переговорная. За стеклом находился незнакомый мужчина в деловом костюме, явно с каких-то высших уровней. Парню послали дежурную улыбку, и он недоверчиво поинтересовался:

– Вы кто?

– Добрый день, господин Томич. Я юрист семьи Моргенштерн, – прошелестело в динамиках.

– Чей?

– Вы знакомы с их дочерью. Верукой.

– Господи, да мы не просто знакомы! Мы помолвлены!

Блеф не прокатил, юрист взирал на него как на дохлую рыбу, но профессиональная выдержка не позволяла ему сказать, что он на самом деле об этом думает.

– По настоятельной просьбе Веруки… ее отец отправил меня к вам, чтобы пояснить ваши права. И ситуацию в целом.

Лаки молчал, исподлобья взирая на юриста мрачным взглядом. Уже непонятно, чего от них всех ожидать. Происходящее напоминало крутые горки, по которым он катился в разваливающемся поезде.

– Верука настаивала, чтобы вас освободили, но, к сожалению, обстоятельства на данный момент… против вас.

– Да с каких пор десять граммов «белы» – это повод сажать в карцер и бить током? – взвился Лаки, чуть не уткнувшись в стекло носом. – Всю жизнь штрафовали, ну максимум пара суток исправительных.

– Дело не в наркотиках, – оборвал его юрист. – Они только добавили штрихи к основному обвинению.

Лаки притих, ощущая большое кораблекрушение. Юрист смотрел на него уже с туманным снисхождением и, деликатно откашлявшись, продолжил:

– Вы подозреваетесь в распространении сообщений экстремистского характера посредством граффити на нескольких уровнях башни, а также в использовании символики подземного клана Собачников, чья деятельность на Вавилоне считается противозаконной. В дополнение имеются неоспоримые доказательства вашей причастности к торговле подпольными органами и сотрудничества с нелегальным хирургом по кличке Будда.

Челюсть у Лаки отвисла, да так и не встала на место. Услышанное тянуло на серьезное обвинение. Только к первому он точно не был причастен.

– Как я нарисовал все эти граффити?! – сплюнул он. – Я все время торчу в муниципальной капсуле или на соцработах!

– Вы, по сведениям, являлись организатором, – напомнил юрист, а Лаки хотелось срочно прочистить уши.

– Проверьте, блин, записи… Камеры должны были зафиксировать мою коммуникацию с этими вандалами. Есть это у вас? – все еще оборонялся он.

– Вашей татуировки достаточно.

Лаки треснул ладонью по металлическому столу, едва чувствуя боль. В крови забурлило бешенство от того, что его очень мастерски вплели в какую-то бредятину.

– К тому же имеется свидетель.

Быстрый переход