На методичный лязг последовала довольно быстрая реакция: штыри на стенах колодца вдруг окрасились неоном, и в него выстрелили тонкие лучи электричества. Лаки опрокинулся на пол и больше не поднимался, даже когда тело отпустило. Ответ дали. Это было «заткнись».
* * *
На пятый день началось интересное движение. В карцер упал ослепляющий луч света, и Лаки скорчился на полу, накрыв голову руками.
– Томич, на выход.
Эта фраза вернула весь вкус к жизни. Лаки проворно вскочил, как на шарнирах, игнорируя ломоту от электротерапии, и выжидающе замер. Большой лифт загудел, и его встретила пара охранников, но он еще надеялся, что снаружи все-таки ждет помилование.
Однако выше был целый вооруженный отряд, и каждый лазерный прицел уставился в его грудь.
– За мной, – проскрежетал старый охранник, судя по нашивкам – начальник тюрьмы.
Лаки покорно дошел до какой-то комнаты, куда его впихнули одним движением руки и захлопнули дверь. Это была переговорная. За стеклом находился незнакомый мужчина в деловом костюме, явно с каких-то высших уровней. Парню послали дежурную улыбку, и он недоверчиво поинтересовался:
– Вы кто?
– Добрый день, господин Томич. Я юрист семьи Моргенштерн, – прошелестело в динамиках.
– Чей?
– Вы знакомы с их дочерью. Верукой.
– Господи, да мы не просто знакомы! Мы помолвлены!
Блеф не прокатил, юрист взирал на него как на дохлую рыбу, но профессиональная выдержка не позволяла ему сказать, что он на самом деле об этом думает.
– По настоятельной просьбе Веруки… ее отец отправил меня к вам, чтобы пояснить ваши права. И ситуацию в целом.
Лаки молчал, исподлобья взирая на юриста мрачным взглядом. Уже непонятно, чего от них всех ожидать. Происходящее напоминало крутые горки, по которым он катился в разваливающемся поезде.
– Верука настаивала, чтобы вас освободили, но, к сожалению, обстоятельства на данный момент… против вас.
– Да с каких пор десять граммов «белы» – это повод сажать в карцер и бить током? – взвился Лаки, чуть не уткнувшись в стекло носом. – Всю жизнь штрафовали, ну максимум пара суток исправительных.
– Дело не в наркотиках, – оборвал его юрист. – Они только добавили штрихи к основному обвинению.
Лаки притих, ощущая большое кораблекрушение. Юрист смотрел на него уже с туманным снисхождением и, деликатно откашлявшись, продолжил:
– Вы подозреваетесь в распространении сообщений экстремистского характера посредством граффити на нескольких уровнях башни, а также в использовании символики подземного клана Собачников, чья деятельность на Вавилоне считается противозаконной. В дополнение имеются неоспоримые доказательства вашей причастности к торговле подпольными органами и сотрудничества с нелегальным хирургом по кличке Будда.
Челюсть у Лаки отвисла, да так и не встала на место. Услышанное тянуло на серьезное обвинение. Только к первому он точно не был причастен.
– Как я нарисовал все эти граффити?! – сплюнул он. – Я все время торчу в муниципальной капсуле или на соцработах!
– Вы, по сведениям, являлись организатором, – напомнил юрист, а Лаки хотелось срочно прочистить уши.
– Проверьте, блин, записи… Камеры должны были зафиксировать мою коммуникацию с этими вандалами. Есть это у вас? – все еще оборонялся он.
– Вашей татуировки достаточно.
Лаки треснул ладонью по металлическому столу, едва чувствуя боль. В крови забурлило бешенство от того, что его очень мастерски вплели в какую-то бредятину.
– К тому же имеется свидетель. |