Если бы на земле еще было место, куда можно было уехать и жить своей жизнью, она бы так и сделала, оставив политические дрязги тем, кому они по вкусу…
Лаки внезапно резко свернул вправо и начал ощупывать стену, покрытую знакомой красной плесенью. Неожиданно для своих спутников он нырнул прямо в склизкую красную жижу. Степан был следующим. Последней через лаз прошла Бланш. Хорошо, что двигаться в этой гадости пришлось недолго – она поглощала весь кислород. Когда они вылезли, то оказались в обшитом металлом холле. Впереди, как оскаленная пасть, вырисовывались выломанные шлюзы одного из бункеров. Из красных глубин доносились редкие вскрики и металлический лязг. Степан присвистнул.
Лаки несмело двинулся первым. Его осанка изменилась. Спина сгорбилась, голова вжалась в плечи, и он даже позабыл свои колкости. Как же он боялся… По нему можно было отслеживать атмосферу как по лакмусу. Они шли по ржавому коридору с погнутыми дверями. Похоже, это были только сени ада. Встретилось несколько развилок, и Лаки напряженно вчитывался в истертые указатели. Все ощущали его неуверенность.
Бланш тоже чувствовала себя странно. Реальность перед ней перемежалась с редкими образами из почти забытого детства. Похожие коридоры тряслись от каких-то сейсмических катаклизмов, а по ним бегали полулюди с грубыми дрелями вместо рук… Говорят, внизу человеческие протезы были дефицитом. Почему-то внезапно накатила тошнота и странная слабость.
Лаки замер на очередной развилке. Признаков Собачников поблизости не наблюдалось. Он потер переносицу большим пальцем, пытаясь что-то вспомнить. Степан тоже заметно занервничал.
– Ты куда нас ведешь?
– Цыц, – отмахнулся Лаки, очищая стены от пыли и ржавчины. – Я помню, что надо идти в сторону резервного блока. Как же до него добраться? Здесь должен быть указатель…
– Какой? – спросил Степан, тоже оглядываясь.
– Ко входу…
– Да какому входу?! – начал терять он терпение. – Ты что нас, от балды вел?! Вспоминай живо! Не хочу тут помирать!
Надписи на стенах сливались в одно длинное и бессмысленное слово… В голове Бланш крутились образы давних дней, словно пытаясь что-то подсказать.
Блок № 1…
Блок № 2…
Внезапно в огарке воспоминаний возник до боли похожий коридор. Центральный климатический пульт… Блок № 3… Блок № 5… Названия чередовались, пока не вышло верное.
– В шахтный ствол, – внезапно вырвалось у нее, а глаза невидяще уставились вперед.
– Да, – удивленно ответил Лаки, оборачиваясь к ней.
Ее искусственный глаз бросил тонкий синий луч в клубящуюся впереди темноту.
– Он там. За гермодверью.
* * *
Взаимосвязь боли и памяти часто игнорируют. Об этом думал Лаки, сплевывая узкий ручеек крови на ржавый пол. Каждый раз, когда ему так просчитывали зубы (а заодно и ребра), невольно приходилось отмечать, что обстоятельства, к этому ведущие, всегда одни и те же.
На него взирало глумливое лицо Пьеро, пока тот уничижительно трепал его по башке.
– Хороший пес! Знает, кто его хозяева.
Что стало с его спутниками, оставалось только гадать. Как только они открыли гермодверь, их, в лучших традициях Секторов Ада, повязали и растащили в разные стороны. Каждому проверили запястье и, найдя на Лаки метку, поволокли его по алым коридорам куда-то в самый желудок этого места. Так они вновь встретились с Пьеро. Прав тот был, ненадолго прощались. «Пора найти работу, на которой меня будут реже бить», – размышлял Лаки.
– Попить не дадите?
Один из стеганных металлическими швами Собачников подставил грязную миску под капающие трубы. |