– Да никто его не пытал! "Он просто долго болел ангиной!..

– А Виктория Анатольевна сказала, что у тебя очень опасная болезнь…

– А пока тебя не было, я тоже болел. Краснухой… Но меня не стали ложить в больницу, потому что от этой болезни не умирают…

– А ты будешь с нами играть в какую нибудь игру?

– А помнишь Павлика, который ел бумагу? Он больше не будет ходить в наш садик, потому что его родители поехали жить в другой город и забрали его с собой…

Одна Ира Кеворкова почему то не радуется моему возвращению и не принимает участия в спонтанной пресс конференции. Наоборот, старается держаться как можно дальше от меня и смотрит на меня как на неверного муженька, бросившего ее на произвол судьбы с ребенком на шее. Ревнует, что ли, меня к обступившим девчонкам? Ох уж эти мне будущие женщины!..

На груди у Ирки болтается на медной цепочке игрушечный коммуникатор с аляповатыми кнопками на пластмассовом корпусе. Время от времени из коробочки раздается трель «вызова», напоминающая звонок древних, еще механических, будильников, и тогда Ира подносит коммуникатор к уху и, морща с напускной озабоченностью загорелый лобик, изображает разговор с невидимыми собеседниками…

Не проходит и часа моего пребывания в детском саду, как я считаю своим долгом заступиться за нее, потому что Борька Савельев, ничуть не утративший свой задиристый нрав, зажав Иру в угол, пытается сорвать с нее «коммуникатор» со словами: «Не будь жадиной говядиной, Ирка!.. Поиграла немножко – теперь дай другим поиграть!»

Девочка, однако, не плачет, а довольно стойко сопротивляется грабителю.

– Не дам, – поджимает тонкие губки она. – Я тебя знаю, Борька, ты всегда все ломаешь!.. А меня потом будет мама ругать, потому что эту игрушку она подарила мне на день рождения, понятно?..

– Ну дай, дура, – злится Борька. – Лучше сама отдай – я же все равно у тебя отберу эту штуку!..

– Эй, ты, – говорю я в спину любителю чужих игрушек. – Борис барбарис!.. А ну, отстань от нее! Ты что – никогда коммуникаторов не видел, что ли?

Борька оглядывается и тут же наносит мне удар локтем в лицо, но я начеку и, ловко уклонившись от удара, перехватываю руку и провожу подсечку.

Он обрушивается на паркетный пол с таким грохотом, что появление Виктории Анатольевны, а следовательно, и мое стояние в углу во время сончаса становятся неизбежными.

Тем временем Борька вскакивает, сжимая кулаки, и я готовлюсь к обороне, но он почему то не решается атаковать.

Только изрекает ехидно:

– А я знаю, почему ты за нее заступаешься!.. Потому что ты влюбился в Ирку!.. И теперь я про вас всем расскажу, что вы – жених и невеста!..

– Да пожалуйста, – небрежно ответствую я. – Хоть объявление в газету давай!

Однако ирония моя до Борьки не доходит, и он мчится по коридору в направлении игровой комнаты с пронзительными воплями: «Сашка и Ирка – жених и невеста!.. Любовники! Они сейчас будут целоваться!»

Я оглядываюсь на Иру.

– Спасибо, Саша, – говорит она, пристально глядя на меня своими серыми, мышиными глазенками

Потом нехотя интересуется:

– А ты правда болел?

– Ага, – с чистым сердцем вру я.

– А чем?

Какие же они дотошные, эти существа в юбках!

– Геморроем легких, – небрежно сообщаю я. – И этим… остеохондрозом желудка!..

– Врешь! – расплывается в недоверчивой улыбке Ирка.

– Не хочешь – не верь, – пожимаю плечами я. И хвастаюсь, войдя в роль: – Мне одних уколов больше сотни сделали!..

– А в какой больнице ты лежал?

О господи! Вот кому – прямая дорога в «раскрутчики».