Пока Брожак говорил это, князь уже исчез в темноте и торопливо зашагал в сторону своего дворца. Там у ворот Януша поджидал встревоженный Тамила Тамилович, он беспокоился, почему князя так долго нет. И уже не знал, что делать, боялся гнева воеводы, опасался, как бы тот не прознал обо всем.

— Это вы! — вскричал он. — Слава богу! Я уже несколько часов трясусь от страха.

— Я же говорил, что ты трус, Тамила Тамил ович! — откликнулся князь. — Если бы ты побывал на моем месте и в моей шкуре, когда меня пытались поймать как вора, то, небось, помер бы со страху.

— Как вора! — воскликнул Тамила. — И кого — вас!

— Это счастье, что у меня с собой был твой ключ, иначе мне бы там несдобровать! — рассказывал Януш, входя во дворец. — А так я выскользнул из их рук.

И со смехом добавил:

— А твой знакомый пьяница снова пошел за вином, я как раз встретил его с кувшином возле двери. Когда он спросил меня, кто я такой, я ответил, что иду за вином для пана Барбье. Там будут очень удивлены.

— Это ничего, — успокоился Тамила. — Хорошо, что вас там никто не узнал, а что уж они будут думать — не наша забота!

Острая брама

Невдалеке от монастыря и церкви Святого Духа с одной стороны, а с другой — от гостиного двора русских купцов, на Остром конце, возвышается одна из пяти городских брам, построенных сто лет назад, когда страх перед нападением татар заставил задуматься короля, воеводу и епископа Войцеха об укреплении города и его защите. Эта брама была надточена зубцами и двумя башнями, в которых, если присмотреться, можно заметить две пустые черные бойницы. Ушли в прошлое годы страха, и орудия снова лежали и ржавели в городском цейхгаузе. Тяжелые дубовые, обитые железными гвоздями ворота держались на мощных осях, сверху опускались густые железные решетки, чтобы закрывать вход. Вблизи не было никаких жилых построек, только со стороны города в деревянной каплице в неглубокой нише можно было увидеть икону Остробрамской Божьей Матери, защищенную окрашенными ставнями. Перед ней слабым огоньком теплилась лампада. По обе стороны ниши была устроена небольшая галерея, к которой верующие могли подниматься по узкой лестнице, примыкавшей к внутренней стене. Уже в те времена икона Остробрамской Божьей Матери была в большом почете у православных и католиков, которые каждый день молились перед ней, шли к ней со своими бедами и горем. Но перед иконой не было алтаря, и в нише горела только одна лампада, зажженная стараниями верующих, а узкая галерея, ведущая к иконе, могла уместить только несколько человек. Если недоставало пожертвований, магистрат зажигал лампаду перед иконой за свой счет — так он стал опекуном и охранителем Остробрамской Матери Божьей, кроткое обличье которой со скрещенными на груди руками возвышалось над головами горожан. Казалось, что она влекла к себе обиженных и плакала над ними. Проходя под брамой, горожане и приезжие по неписанной традиции в знак почтения снимали перед иконой шапки и капюшоны, а русские купцы, стоя в дверях гостиного двора, гоняли евреев, проходящих под Острой брамой, не снимая шапок. Вот почему евреи редко, разве что ночью, отваживались там ходить.

При браме состояли сторож и городской стражник. Они брали у приезжавших на рынок крестьян деньги с каждого воза, а также камни, которые когда-то тоже давали право въезда в город. Их использовали потом при постройке домов и стен.

Недалеко от брамы сидело несколько торговок. Одни продавали то, что покупают верующие: крестики, образки, колечки; другие торговали пряниками и коврижками. Временами они еще разносили по городу сладости и овощи в корзинах. Первые из них были преимущественно убогие женщины, которые стеснялись нищенствовать и таким способом зарабатывали себе на хлеб насущный.