Если бы я принес эту новость в ратушу, мог бы что-нибудь получить от панов радцев.
Всадники ничего не ответили, все они раз за разом поглядывали за ворота. А тем временем к ним подошла торговка Марыся с корзинкой и стала предлагать им пряники, до которых приехавшие оказались большими охотниками.
Благодарная горожанка, улыбаясь сенаторским придворным, начала осторожно расспрашивать их. Если спрашивает мужчина — одно, а если женщина — совсем иное. Да если женщина еще и молода, красива — ну как тут не развязать языки! Так оно и случилось. Торговка, поправив свою черную челку и взглянув на них голубыми глазами, спросила:
— И много их, этих послов? Куда они едут?
— Сюда едут! — ответил красивой белоголовой ближайший к ней всадник, пряча коврижки в карман кафтана. — Едут в Вильно, специально к вам, к пану воеводе и пану каштеляну, чтобы примирить и не допустить войны между ними.
— Ну, слава тебе, Господи! — воскликнула горожанка. — Значит, войны не будет?
— Скорее всего, не будет, — успокоил ее второй.
— И в городе станет спокойно! Хвала тебе, Господи! — обрадовался стражник. — И кто же к нам едет?
— Ксендз епископ жмудский, — сказал один из всадников, — мой господин.
— Литовский маршалок, — отозвался второй.
— Витебский воевода, — добавил третий.
— И пан подскарбий, — завершил первый. — Но — тихо! Прочь с дороги! Они уже едут!
Только он промолвил это, как на улице предместья показался длинный кортеж, который направлялся к Острой браме. Все расступились и молча смотрели. Мимо проехали раззолоченные кареты, всадники, среди них свита и слуги, а сзади ехали большие возы, накрытые шкурами — на них везли поклажу и продовольствие. Два сенатора ехали верхом. Их можно было узнать по богатому убранству и важным лицам; двое ехали в каретах. Кортеж проехал через браму, миновал ратушу и направился в сторону древнего замка.
Пока все это происходило, пан Брожак молился на галерее, затем поднял свой кувшин и в глубокой задумчивости побрел назад. Он видел, как проехали сенаторы, а потому хотел вернуться домой с важной новостью. Молитва немного успокоила юношу, поэтому он сначала наполнил кувшин у Мальхера, а потом, спрятав его под полой, подался во дворец Ходкевичей. Прошел по двору, взбежал по лестнице, а там его уже поджидали Барбье, Станислав, Бурчак и еще несколько панов.
— Где ты так долго бродил, пане Брожак? — спросил француз, забирая из его рук кувшин. — Мы тебя не так далеко посылали. Тебя, как здесь говорят, только за смертью посылать, а не за вином.
— Как раз смерть я себе и выходил, — сказал Брожак невесело.
— Что? — испугался Барбье. — Что ты сказал? Какая смерть? Ты со вчерашнего дня ходишь как в воду опущенный.
— Это вчера и стряслось, — подтвердил Брожак.
— И что же вчера стряслось? — начали расспрашивать его.
— Зачем вам знать?
— Нет, ты все же расскажи нам, в чем дело, — настаивал француз, — а то я заметил еще вчера, что ты вернулся будто с креста снятый и никому ничего не сказал. Что с тобой случилось? Может, это все же не тайна? Что это ты заладил про смерть?
— Мне пора умирать… — мрачно промолвил Брожак.
— С чего бы это? Что с тобой? Да рассказывай скорее! — накинулись на него остальные. — Что случилось? Тебе кто-то угрожал, или что еще?
— Если бы только угрожал! Тут иное…
— Но что?
— Было все так, — наконец начал неохотно рассказывать Брожак. |