– Подумал. Все будет так, как вы желаете. Димыч либо выйдет из изолятора, либо – переселится на кладбище.

Хозяин удовлетворенно качнул зализанной головой.

– Завтра, максимум – послезавтра, ожидаю информации… Кстати, не забудьте пообещать вашему другу Ромину за наводку десять тысяч баксов. Он стоит этих денег не только за услугу, которую окажет, но и за перспективное сотрудничество…

Возвратившись к себе я залпом выпил один за другим два стакана воды. Разложил на столе бумаги и принялся рисовать… чертенят. Ошибаешься, бандит, все решится не завтра – сегодня, ибо после обеда наступит время приемов, пожалуют в офис твои дружки, заработает в вентиляционном отверстии мой радиомагнитофончик.». Проанализируем записи вместе со Славкой – придет конец и тебе и твоей «музыкальной» мастерской.

А Сергеева я все же подставлю. Завтра же утром. К вечеру Димыч отойдет в царство теней – Ромин сделает это со свойственной ему дотошностью, даже могилку оборудует, даже крест поставит над пустым гробом.

Все продумано и решено.

Жалко только, что с убийством Севастьянова порвалась путеводная ниточка, которая должна была привести меня в логово покровителей и вдохновителей преступного беспредела. Рыба гниет с головы – как верно сказано!

Впрочем, почему порвалась ниточка? На другом её конце – помощник депутата Никаноров, работник хозяйственного управления Фомин. Вот завершу срочные дела с бандой Волина – переключусь на них. Тем более, что, как мне кажется, и у «музыкальной» команды, и у депутатской братии имеется одна и та же икона, перед которой они отбивают поклоны. Зовется эта «икона» жаждой обогащения, которую невозможно погасить, ибо она не имеет пределов. На этом и нужно сыграть задуманную «мелодию»…

От раздумий оторвал шум шагов в коридоре. «Аналитический» кабинетик находится всего в нескольких шагах от хозяйского, поэтому посетителям не миновать моих дверей. Раньше они проходили мимо почти на цыпочках, сейчас, видимо, убедились в покровительстве, оказываемом скромному аналитику всесильным хозяином, считают своим долгом заглянуть, подобострастно поздороваться.

Противно и… полезно.

В дверь вежливо постучали. Получив разрешение, заглянул Богомол. Ни следа прежней ехидной улыбочки – светится дружелюбием. После того, как я поиграл на его цыплячьем горлышке, Листик превратился в лучшего друга. Привязанность к бывшему сыщику он то и дело подчеркивает ласковыми слрвечками и умильным выражением лица.

– Добрый день, Константин Сергеевич, – прокудахтал он.

– Не такой уж он добрый, – кивнул я на окно, за которым прыгал по лужам премерзкий дождик. – Впечатление – на улице не весна, а ранняя осень… Как дела, Евгений Степанович?

Листик поморщился, будто я насильно засунул ему в рот таблетку хинина.

– Какие там дела – они у вас, у меня – мелкие делишки, которых хватает разве на скудное пропитание… Помогли бы мне, а?

– Чем же я могу помочь преуспевающему бизнесмену?

Богомол опасливо посмотрел в сторону страшного кабинета Волина. Ему и хочется продолжить разговор с удачливым знакомым, и одолевает боязнь. Как бы не подслушали непростую беседу с бывшим врагом, а нынче – лучшим другом.

Не сомневаюсь, что аптечный бизнесмен в удобную минуту с наслаждением всадит нож в спину «лучшему другу». Такова уж специфика уголовщиков, не знающих любви и дружбы, не признающих приятельских отношений. Все заслоняет жажда наживы.

Листик переборол боязнь и решился на крохи откровенности.

– Посоветуйте Семену Аркадьевичу уменьшить плату… Ведь обдирает почище рэкетиров…

– Подумаю, – равнодушно обронил я.