Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца. Вдруг сошлет непослушного раба на галеры либо прикажет выпороть его кнутом…
– Вы настолько заняты более серьезными делами – не хотел мешать… К тому же, пока нет почти никаких успехов – одни предположения, жидкие, как манная кашка, и вязкие, как бетонная смесь…
– Однако с Алферовой вы делитесь и успехами и неудачами, – с ехидцей проговорил Пантелеймонов, глядя на меня немигающим взором удава, который готовится проглотить бедного кролика. – Я не говорю о ваших интимных отношениях – брезгую копаться в грязном белье сотрудников.
Значит, все же нашептал бывший сексот органов. Перемешал отрывочные фразы, которые удалось подслушать, с выдуманными им самим откровениями и преподнес полученный коктейль генаральному. А тот с удовольствием отпил пару глотков отвратительной смеси.
– Вы, как всегда, правы, Вацлав Егорович. Интимные отношения сотрудников Росбетона никого не касаются. Если, конечно, они не снижают производительность труда и не отражаются на качестве выпускаемой предприятием продукции…
Генеральный воспринял довольно острую отповедь совершенно спокойно. По лицу не промелькнула недовольная гримаса, глаза не сощурились с угрозой. Только повел рукой в сторону, будто отстранил пущенную в него стрелу.
– Успокойтесь, речь не о ваших отношениях с главным технологом. Мне интересно знать все ваши выводы и предположения по поводу совершенного в Росбетоне преступления. Повторяю, имею на это некоторое право.
Действительно, имеет. И в качестве руководителя предприятия, и в качестве человека, «заказавшего» мне расследование. Почему то не хотелось быть откровенным, выкладывать свои предположения, как бы мизерны и слабы они не были. Что это – чутье опытного детектива или боязнь получить неудовлетворительную оценку строгого «педагога»?
Скорей всего, одно и другое вместе взятые.
Я довольно скупо ввел генерального в курс дела. Особый упор на непонятного бетонщика Тимофеича, недавно погибшего под сорвавшейся с крана плитой.
– Думаете, его убрали? – перебил меня Пантелеймонов. – Кто и зачем?
– Кто – пока не знаю, а вот «зачем»…
И я пустился в изложение популярных учебников по криминалистике, припоминая лекции, слышанные в Академии, разбавляя их наработанным опытом сыщика. С совершенно искренним выражением лица такого намолол, что услышь меня коллеги из угрозыска в обморок попадали бы.
– Понятно, – удовлетворенно протянул генеральный, запивая удовлетворение несколькими глотками минералки. – Почему преступники пошли на убийство? Ради мизерной суммы, хранящейся в сейфе Вартаньяна?
Именно это интересует и меня. Конечно же, дело не в деньгах, подозреваю – в содержимом конверта, отвезенного Светкой в Москву. Но это подозрение – зыбко и ненадежно, на нем не выстроить добротной версии.
– Работаю, – без особого энтузиазма оповестил я Пантелеймонова. – Преступления подобного типа в одночасье не раскрываются.
– И все же вы уже имеете какие нибудь версии? Кроме погибшего рабочего. Уверен, со Светланой Афанасьевной вы более откровенны, почему же лишаете меня такой возможности? Поверьте, мною движет не примитивное любопытство…
Генерального можно понять: главный экономист – не обычный работяга и даже не инженер, в его руках, говоря образно, вожжи управления предприятием. Гибель Вартаньяна может оттолкнуть многих клиентов, переориентировать их на другие аналогичные Росбетону заводы. Сомнения в устойчивости фирмы – первый шаг к её банкротству.
– Простите, Вацлав Егорович, не привык я преждевременно бить в литавры да в барабаны. Наступит время – все скажу, ничего не утаю. |