— Не убивай, прошу! — скулит Эдвин.

— Нет, я тебя не убью. Я оставлю тебя в живых, чтобы ты смог сказать боссу, что ему лучше собрать вещички и убраться подальше из этого сектора. Если, конечно, он не хочет, чтобы я явился к нему в новой — вернее, в моей новой — броне.

— Скажу, — бормочет Эдвин, оседая на пол.

Кобб забирает ящик с броней и направляется к выходу, бросив по пути:

— В следующий раз, когда решишь изображать из себя стрелка, лучше сперва стреляй, а болтай потом. Всего хорошего.

Глава тридцать вторая

Бац!

Камень с силой ударяется о шлем штурмовика. Шлем проворачивается, ослепляя своего владельца. Джом Барелл подскакивает к облаченному в броню имперцу и с размаху бьет ногой по ладони с бластером. Руку отбрасывает назад, винтовка, крутясь, вылетает из нее.

Джом ловит оружие и трижды стреляет штурмовику в грудь.

Труп валится на тела трех остальных.

Сломанная рука Джома все так же бесполезно болтается сбоку.

«Неплохо для птицы с перебитым крылом», — думает он.

Он начинает подниматься по лесенке, ведущей к суборбитальной турболазерной пушке, но, как выясняется, это не столь уж простая задача. Ему приходится медленно ползти, подтягиваясь здоровой рукой и закрепив за спиной бластерную винтовку штурмовика.

Джом стонет и рычит, напрягая все силы. Ему кажется, будто прошла целая галактическая эпоха, но каким-то образом ему все же удается добраться до верха и открыть люк. Он начинает спускаться внутрь…

— Ни с места! — слышится чей-то голос.

Внизу стоит молодой имперский офицер-артиллерист, нацелив на Джома маленький бластер. Рука его дрожит.

Вздохнув, Джом продолжает спускаться.

— Медленнее! — предупреждает имперец.

Джом поднимает руку в примиряющем жесте.

— Обе руки, — приказывает офицер. Щеки его бледны, взгляд испуган, словно у скотины на бойне. Парень стоит перед пультом управления — сквозь стекло Джом видит устремленные к небу сдвоенные стволы турболазеров.

— Вторая сломана, — говорит Джом.

— Я сказал — обе!

Проклятый мальчишка! Рыча и морщась, Джом поднимает сломанную руку. Боль прошивает оба плеча, словно раскаленная добела электрическая дуга. Он скалит зубы и смаргивает слезы с глаз.

— Еще что-нибудь?

— Теперь — на колени.

— Да ты совсем детеныш.

— Ч… что?

— Детеныш. Вроде теленка уилка — знаешь, кто такие уилки? Я вырос на ферме. Такие длинноногие создания. Мясо у них жилистое, зато молоко хорошее, а из шкур получается прекрасная кожа. Детеныши у них неуклюжие, с вывернутыми коленями, и в придачу тупые как пробка. Вот и ты такой же.

— Неправда, — настаивает офицер, снова направляя на него бластер.

— Угу, как же. Дай догадаюсь — у вас почти не осталось высших офицеров. Многие погибли вместе со «Звездой Смерти» или в последующих сражениях. Некоторых продали губернаторы. Так что теперь весь офицерский корпус состоит либо из необученных мальчишек вроде тебя, либо из стариков, которых вызвали из отставки, поскольку никого больше нет.

— Я вовсе не необученный.

— Теперь — нет. Ибо обучать тебя буду я. Вот тебе первое испытание — можешь бежать или погибнуть. Если побежишь — винить тебя не стану.