– Моя склонность разбрасываться подарками?

– Ваш талант обрастать друзьями, – поправил мужчина. – Вы сами прекрасно знаете, что одаривать можно по разному.

– Считаете меня расточительной? – Идель свела брови.

– Мудрой. Вы ведь не ставите клеймо долженствования на тех, кому помогаете. Вы говорите с ними, как со старыми друзьями, и это располагает к вам.

Идель слегка замедлилась, поглядев на мужчину в упор:

– И когда это, лорд Дайрсгау, вы лично присутствовали при моих разговорах с друзьями?

«Сейчас, например»

– В целом или конкретно последний раз?

– В последний раз.

– На титуловании барона Редвуда. Клянусь, вы приветствовали его в тронном зале с таким радушием, словно сами туда позвали.

Идель подняла одну бровь и заметно улыбнулась.

– Ревнуете, милорд?

– Всегда.

Эйвар ненадолго остановился и открыл калитку. Он вышел первым, чтобы по ту сторону ограждения подать Идель руку и поддержать, когда она будет переступать через небольшой каменный порожек. Они оказались на просторном усеянном садовыми и дикими цветами дворе, от которого, двигаясь полукружьем на запад параллельно линии крепостных стен, можно было выйти в герцогский сад. Направо тоже был путь, в сторону храма, и Эйвар дал Идель выбрать направленье.

Лево, как он и думал.

– Отчего же не право? – подначил мужчина.

Идель закатила глаза в притворной докуке.

– Вы прекрасно знаете мое отношение к Аббатству Непорочных. Если бы не подданные, давно бы снесла все храмы.

– Да ладно, хватит и того, что вы сделали пристройку к таверне так, чтобы она примыкала к храму стеной к стене.

Идель засмеялась – едва ли не впервые с тех пор, как мир померк.

– Я посчитала, что после того, как на народ нагонят жути в храме, самое оно пропустить по кружечке. И, кстати, привезла из Иттории нового барда.

На лице Эйвара проскользнуло неприкрытое сомнение.

– Я крайне сомневаюсь, что вы не нашли певца поближе.

– Глазастого и способного пересказывать новости, подавая их в нужном свете? Не самые частые таланты среди менестрелей.

– Пожалуй.

Будто в дополнение к беседе о бардах, до Идель и Эйвара донеслись крики котов. Истошные, протяжные, и вспыхивающие очагами с неподконтрольными интервалами. Эйвар грудью рассмеялся.

– Что это?

– А, – отмахнулась Идель, давая понять, что разговоры о котах ее не занимают. – Пока меня не было, отец гонял всех не по тем вопросам, которыми они занимаются обычно. В итоге недавно у нас здесь вместо кентрантуса зацвела валериана. Я приказала выкорчевать ее, но как вы понимаете, все местные коты нынче в большой печали. Поэтому они регулярно приходят сюда и орут.

– Может, – Эйвар ненавязчиво усмехнулся и почесал уголок губ, – вам засеять ее снова? Прямо перед входом в храм? И под окнами у досточтимого брата Фардозы не помешало бы.

У Идель на мгновение от смеха дернулись плечи и губы.

– Хорошая мысль.

Эйвар, довольный достигнутым успехом в улучшении настроения Идель, осведомился:

– Я никогда не спрашивал: чем они так вам не угодили?

– Коты или аббаты?

– Аббаты.

Идель отвела глаза.

– Прежде всего, бесполезностью. Они велели мне спрашивать Создателя всякий раз, когда я не знала, как поступить, хотя на деле стоило спрашивать собственных людей, на которых отразились бы мои поступки.