Столики в этом заведении стоят близко друг к другу,
и когда я немного опомнился, то обнаружил, что веду громогласный разговор с
моими ближайшими соседями. Очевидно, такое количество слушателей меня не
удовлетворило, так как я отчетливо помню, что обводил взглядом зал, где все
стулья были повернуты в мою сторону и откуда на меня смотрели улыбающиеся
лица. Я даже помню, что именно я говорил, но, хотя с тех пор прошло уже
двадцать лет, стыд по-прежнему жжет меня, и я сообщу вам только одно: речь
моя была весьма патриотичной -- остальное пусть дорисует ваше воображение. Я
собирался отправиться пить кофе в обществе моих новых друзей, но едва вышел
на улицу, как почему-то оказался в полном одиночестве. Это обстоятельство и
тогда меня почти не удивило, а теперь удивляет еще меньше; но зато я весьма
огорчился, когда заметил, что пытаюсь пройти сквозь будку с афишами. Я начал
подумывать, не повредила ли мне последняя бутылка, и решил выпить кофе с
коньяком, чтобы привести свои нервы в порядок. В кафе "Источник", куда я
отправился за этим спасительным средством, бил фонтан, и (что крайне меня
изумило) мельничка и другие механические игрушки по краям бассейна,
казалось, недавно починенные, выделывали самые невероятные штуки. В кафе
было необычайно жарко и светло, и каждая деталь, начиная от лиц клиентов и
кончая шрифтом в газетах на столике, выступала удивительно рельефно, а весь
зал мягко и приятно покачивался, словно гамак. Некоторое время все это мне
чрезвычайно нравилось, и я подумал, что не скоро устану любоваться
окружающим, но вдруг меня охватила беспричинная печаль, а затем с такой же
быстротой и внезапностью я пришел к заключению, что я пьян и мне следует
поскорее лечь спать.
До моего пансиона было два шага. Я взял у швейцара зажженную свечу и
поднялся на четвертый этаж в свою комнату. Хотя я и был пьян, мысль моя
работала с необычайной ясностью и логичностью. Меня заботило одно: не
опоздать завтра на занятия, и, заметив, что часы на каминной полке
остановились, я решил спуститься вниз и отдать соответствующее распоряжение
швейцару. Оставив горящую свечу на столе и не закрыв двери, чтобы на
обратном пути не сбиться с дороги, я стал спускаться по лестнице. Дом был
погружен в полный мрак, но, поскольку на каждую площадку выходило только три
двери, заблудиться было невозможно, и я мог спокойно продолжать свой спуск,
пока не завижу мерцание ночника в швейцарской. Я прошел четыре лестничных
марша -- никаких признаков швейцарской! Разумеется, я мог сбиться со счета,
поэтому я прошел еще один марш, и еще один, и еще один, пока, наконец, не
оказалось, что я отшагал их целых девять. Я уже не сомневался, что каким-то
образом прошел мимо каморки швейцара, не заметив ее, -- по самому скромному
подсчету, я спустился уже на пять этажей ниже уровня улицы и находился
где-то в недрах земли. Открытие, что мой пансион расположен над катакомбами,
было очень интересным, и если бы я не был настроен по-деловому, то, без
сомнения, продолжал бы всю ночь исследовать это подземное царство. |