Роберт Льюис Стивенсон. Потерпевшие кораблекрушение
ПРОЛОГ. НА МАРКИЗСКИХ ОСТРОВАХ
Было три часа зимнего дня в Таиохаэ, французской столице и главном
порту Маркизских островов. Дул сильный шквалистый пассат, грохочущий прибой
разбивался на крупной гальке пологого берега, и пятидесятитонная шхуна --
военный корабль, олицетворяющий достоинство и влияние Франции на этом
каннибальском архипелаге, -- прыгала на волнах у своего причала под Тюремным
Холмом. Низкие, черные тучи закрывали вершины поднимающихся амфитеатром гор;
около полудня прошел сильный дождь -- настоящий тропический ливень, когда
вода падает с неба сплошной стеной, -- и по темно-зеленым склонам все еще
вились серебристые нити потоков.
На этих островах с жарким и здоровым климатом зима -- только пустое
название. Дождь не освежил жителей Таиохаэ, и ветер не принес им бодрости.
Правда, на одной из окраин комендант лично наблюдал за работами,
производившимися в его саду, и садовники -- все до одного каторжники --
волей-неволей продолжали трудиться, но все прочие обитатели городка
предавались послеобеденному отдыху и сну: Вайкеху, туземная королева,
почивала в своем прелестном домике под сенью шелестящих пальм, комиссар с
Таити -- в своей осененной флагами официальной резиденции, торговцы -- в
своих опустевших лавках, и даже клубный слуга крепко спал в помещении клуба,
уронив голову на буфетную стойку, над которой были прибиты визитные карточки
морских офицеров и карта мира. На протянувшейся вдоль берега единственной
улице городка, где в благодатной тени пальм и в густых зарослях пурао
прятались дощатые домики, не было видно ни души. Только на конце
рассохшегося причала, который некогда (в дни краткого процветания восставших
Южных Штатов) стонал под тяжестью тюков хлопка, на куче мусора примостился
знаменитый татуированный европеец -- живая диковинка Таиохаэ.
Он не спал -- его взгляд был устремлен на бухту. Он смотрел на горный
отрог, переходящий у горловины бухты в цепь невысоких утесов, на белую
кипящую полосу прибоя у двух островков, между которыми в узком просвете
виднелись на синем горизонте туманные вершины крутых гор острова Хуапу.
Однако внимание его не задерживалось на этих давно знакомых чертах
ландшафта. Он был погружен в то дремотное состояние, когда сон граничит с
явью, и в памяти его всплывали разрозненные картины прошлого: лица туземцев
и белых -- шкиперов, старших помощников, местных царьков и вождей проходили
перед его глазами и снова исчезали в небытии; он вспоминал старые
путешествия, забытые пейзажи, освещенные первыми лучами зари; он снова
слышал грохот барабанов, сзывающих на каннибальское пиршество; быть может,
он вспоминал темнокожую принцессу, из любви к которой подвергся мучительной
пытке татуирования, а теперь сидел на мусорной куче в конце причала порта
Таиохаэ -- бездомный бродяга-европеец.
|
