Водитель остановил машину, чтобы заправиться. Мечтая размять ноги, Ноам вышел из автомобиля. Летний зной цепкой рукой сдавил ему горло и заставил дышать с предосторожностями. Несмотря на затемненные стекла очков, Ноам принялся моргать, чтобы защитить глаза от этого раскаленного добела неба. В нескольких метрах от заправки находилась отделенная от нее сеткой с мелкой ячейкой площадка, на которой, издали переговариваясь, беспокойно суетились какие-то люди.

Ноам подошел поближе и разглядел внизу бетонные резервуары с входящими и выходящими из них трубами. Он догадался, что это система пресноводного рыбоводства, которую питает отведенный от своего природного русла соседний ручей. Здесь не царило свойственное подобным местам спокойствие. Работники большими сачками доставали из резервуаров форель и сваливали ее на землю. Рыба не трепыхалась. Ноам отметил, что она плавает брюхом кверху на поверхности резервуаров, уже мертвая. Бросив взгляд на струйку ручейка, он сразу понял, что произошло: слишком слабого напора стало недостаточно, чтобы ежедневно обновлять в садках воду, она нагрелась и сделалась непригодной для жизни форели, которая при температуре выше двадцати градусов погибает от недостатка кислорода.

Что они станут делать с этими тысячами трупов? Перемолотые и превращенные в муку, они наверняка станут кормом для форели… Испытывая смутное отвращение, Ноам вернулся к машине.

Ему вспомнилась одна сцена. Как-то в разгар лета они с Бараком ловили рыбу на берегах холодной, стремительной и полноводной речки. Вдали от бурного течения, из тихого места, с ленивой волной и стоячей водой, над которой роем кружились мушки, внезапно появился Барак. У него в руках с невероятной силой билась огромная щука с бледным брюхом и желтоватой спиной. Ударив рыбину головой о камень, Барак прикончил свою добычу, положил на землю и принялся с нежностью разглядывать ее заостренное рыло и красные жабры.

– Соображаешь, малыш Ноам? Это старик, силач и победитель: он справился со всеми ловушками, со всеми врагами, со всеми рыбаками. Его смог одолеть только я. Ты только глянь на его зубы! Своим противникам он не оставил и половины! Мы должны быть достойными его.

– Что ты хочешь сказать?

– Следует приготовить этого воина в соответствии с его доблестью, раздобыть лучшие травы, приправить нежными овощами, насладиться каждым его куском. Он того заслуживает.

Барак испытывал к только что убитой им рыбе подлинное почтение, а потому в этот и последующие вечера приложил все усилия, чтобы выразить свое отношение к добыче, и достиг высшей степени гастрономического совершенства.

Двигатель снова заработал.

Вот что было утрачено, подумал Ноам. Когда сурвивалист Джеймс сожалеет об исчезнувших неолитических познаниях, он заблуждается: на самом деле это мудрость сбилась с пути, та самая, что помещала человека в Природу как один из ее элементов. Барак считал себя сильнее побежденного зверя, но не выше его. Он почитал зверя, на которого охотился. По-братски он никогда не запер бы дикое существо в клетку скотоводства, он отказался бы есть пленника, пущенного в расход кролика, не умеющую бегать курицу, не видевшего водорослей лосося – всех этих выращенных в неволе животных. «Господин и хозяин Природы»? Эта мысль Декарта, определяющая вырванного из Природы человека как ее властелина, который принуждает, эксплуатирует ее… Да уж, подобная заносчивость рассмешила бы Барака отсутствием чувства меры.

Водитель пытался завязать разговор. Лаконичные ответы Ноама прекратили его потуги.

Ноам молчал уже два дня.