На это патриарх человеческого рода возражает: «О, благодетельный Ангел, наш благодатный гость! Как хорошо указал ты нам путь к знанию, ты открыл нам всю лестницу природы, от центра до окружности вселенной. По ней, в созерцании творений Господних, шаг за шагом, можем мы вознестись до Неба. Но скажи, что значит это предостережение: «если вы будете хранить послушание?» Разве мы можем быть непослушны Богу, разве можем перестать любить Того, Кто создал нас из праха и в этом дивном жилище наградил нас высшей мерой блаженства, какое доступно человеческому желанию?»

Ангел отвечает: «Сын Неба и Земли, слушай! Блаженством своим обязан ты Богу, но оставаться блаженным зависит от тебя самого, от твоего послушания: будь тверд в нем. Вот что значило мое предостережение; помни мой совет. Бог создал тебя совершенным. Он сотворил тебя добрым, но оставаться таким или нет предоставил твоей собственной власти. Он дал тебе свободную волю; она не подчинена неотразимой судьбе или неизбежной необходимости. Он хочет от нас добровольного служения, – вынужденное не было бы принято Им и не может быть Ему угодно. Если сердце не свободно, как же убедиться, покоряется ли оно по своему собственному влечению или, не имея выбора, подчиняется лишь неизбежному року? Я сам и все ангельские силы, стоящие перед троном Господним, сохраняем наше блаженство, как вы – ваше, пока мы послушны: это единственный залог нашего счастья. Мы служим свободно, потому что свободно любим; в нашей воле любить или нет: отсюда зависит блаженство или падение. И некоторые пали. Ослушание низвергнуло их с Неба в глубочайшую бездну Ада. О, ужасное падение! С такой высоты блаженства – пасть в такую бездну страданий!».

Наш великий прародитель возражает: «Внимателен был мой слух к твоим словам, божественный Наставник! Он пленен ими более, чем пением херувимов, доносящимся к нам с гор в тишине ночи. Да, я знал, что наша воля и действия наши свободны; но мы никогда не перестанем любить нашего Творца, повиноваться Тому, Чья единственная заповедь так справедлива. Постоянно мои мысли твердо убеждали меня в этом, убеждают и теперь. Однако то, что совершилось на Небе, как ты сказал, рождает во мне беспокойство, но еще более желание услышать, если ты соблаговолишь рассказать подробнее, о случившемся там великом событии. Чудесен должен быть этот рассказ, достойный, чтобы внимать ему в благоговейном молчании. День еще велик, едва половину пути свершило Солнце в небесном круге», – так просил Адам.

Рафаил, после короткого молчания, начинает так: «Высокую задачу возлагаешь ты на меня, о, первенец людского рода! Задачу грустную и трудную: как передам я понятно для человеческих чувств о незримых подвигах ангельских битв? Как рассказать без скорби о падении бесчисленных Духов, некогда столь великих, столь совершенных до их измены? Как разоблачить, наконец, тайны небесного мира, которые, может быть, не позволено открывать? Но для твоего блага это разрешено. То, что выше человеческого ума передам я так, чтобы ты мог меня понять: духовные вещи я представлю в вещественных образах. Но что, если Земля есть тень Неба, и то, что совершается в обоих мирах, имеет между собой гораздо больше сходства, чем думают на земле.

Когда еще не было этого мира и дикий Хаос царствовал там, где ныне движутся небесные светила, где ныне Земля покоится в своем уравновешенном центре, – в один из дней, составляющих великий небесный год (хотя в вечности – время, соединенное с движением, измеряет течение вещей настоящим, прошедшим и будущим), все ангельское воинство, все небесные силы, по высочайшему велению созванные со всех концов Неба, предстали пред троном Всевышнего.