Изменить размер шрифта - +
Ты обязана будешь покарать любого мужчину, кто покусился бы на честь твоей сестры.

– Клянусь! – неожиданно для самой себя торжественно ответила Ромили и, тут же смутившись, добавила: – Но мне не верится, что даже с мечом в руке я смогу кого‑то наказать. Я в этом ничего не понимаю.

Теперь Яни рассмеялась от души и обняла девушку.

– Этому мы тебя научим. Дело нехитрое… Ступай отнеси вещи. Этот дурень Орейн хотя бы догадался покормить тебя или он так спешил от тебя избавиться, прогнать за пределы лагеря, что совсем забыл, что женщины тоже изредка хотят есть?

Ромили хотела возразить, ей неприятно было слышать, как хозяйка подшучивает над братом, но в ее словах не содержалось ни намека на злопыхательство. Тем более что так оно и было. Она тоже рассмеялась…

– Я так сильно проголодалась… – призналась она.

Яндрия взяла один из ее узлов.

– Ой, у меня же конь в гостинице остался! – воскликнула Ромили.

Яни кивнула.

– Я пошлю кого‑нибудь из сестер за ним, а пока пойдем на кухню. Завтрак давно закончился, но хлеб и мед мы там отыщем. Потом мы проколем тебе уши, чтобы ты вдела в мочки особые серьги, так, чтобы любая женщина могла сразу догадаться, что ты одна из нас. Вечером ты примешь присягу. Сначала только на год, – предупредила Яни. – Затем, если тебе у нас понравится, – на три. Когда проживешь среди нас четыре года, сможешь решить: останешься ли ты навсегда или захочешь устроить жизнь по‑другому – завести семью, вернуться в родной дом.

– Никогда! – воскликнула Ромили.

– Ладно, до этого далеко – оперившегося ястреба мы пускаем в полет. А пока ты можешь пользоваться мечом одной из сестер. Если ты, как утверждал Орейн, искусна в обращении с ястребами и конями, мы будем рады тебе еще больше. Наша старая конюшая Мхари этой зимой умерла от горловой лихорадки, а женщины, которые ей помогали, отправились с войском на юг. Среди оставшихся в обители нет никого, кто мог бы прилично скакать на лошади, так и вылетают из седла. Ты не смогла бы их обучить? У нас есть четыре жеребенка, их уже надо объезжать, и большой табун пасется в Тендаре.

– Я участвовала в скачках возле «Соколиной лужайки», – заявила Ромили, но Яни предостерегающе подняла руку.

– Ни у кого из нас здесь нет ни прошлого, ни семей. Даже имен. Я предупредила тебя – ты уже не Макаран…

«Ладно, – решила девушка, – как бы я теперь ни звалась, я все равно Ромили Макаран из замка „Соколиная лужайка“. Мне бы не хотелось кичиться родословной, но никто не может запретить мне гордиться предками. Вот только с животными вышла неувязка – не такой уж я большой знаток. Так, нахваталась от опытных людей на холмах.

Ромили молча последовала за хозяйкой.

«По‑видимому, у нее тоже были знатные предки, пусть даже она отказывается говорить об этом. Ведь она на детских утренниках танцевала с Лиондри Хастуром… Может, поэтому Яни так осторожна, может, поэтому не хочет вспоминать о прошлом?»

День выдался долгим, хлопотливым. На кухне угостили хлебом с сыром, попотчевали медком, потом она приняла участие в игре, более похожей на рукопашную, только девушки, которые в ней участвовали, не были вооружены. Все участницы чувствовали себя куда увереннее в единоборстве, чем Ромили, – случалось, что она даже не понимала, о чем речь, когда ей пытались объяснить тот или иной прием. Неприятно было чувствовать себя глупой и неуклюжей. Позже, около полудня, женщина с суровым лицом – было ей около шестидесяти, холодный взгляд, толстые выпяченные губы плотно сжаты – вручила ей деревянный меч наподобие того, каким она в детстве играла с Руйвеном и другими сверстниками.

Быстрый переход