Ромили выпалила все это невнятно, торопливо, волнуясь. Ее бросило в жар – неужели эта величественная женщина решит, что перед ней всего лишь взбалмошная, капризная девчонка? Может, так оно и есть?.. Ну что ж, что сказано, то сказано, и, если госпоже Яндрии ее исповедь не понравилась, она вновь сбежит, переоденется парнем и будет пробираться в Башню Трамонтана.

– Я не прошу у вас милости, госпожа Яндрия, и лорд Орейн знает об этом лучше, чем кто‑либо другой.

Яндрия рассмеялась.

– Меня зовут Яни, Ромили. И не стоит обращаться за свидетельством к Орейну, он ничего не понимает в женщинах.

– С тех пор как он узнал, что я женщина, Орейн еще больше мне по душе. Вы не правы, если обвиняете его в чем‑то недостойном… – Ромили задело последнее замечание и смех хозяйки.

Яни весело уточнила:

– Я его ни в чем не обвиняю, я имею в виду то, что с того момента, как он узнал, кто ты, он будет видеть в тебе только существо, обязанное носить юбки, заниматься вышиванием, сидеть дома. Он жизни не пожалеет, чтобы защитить тебя, но чтобы скакать в седле… в мужском, разумеется? – Ромили кивнула, и Яни продолжила: – …охотиться с ястребом – этому не бывать. Ты только взгляни на него – он никогда не простит тебе, что ты оказалась женщиной. Такой был бойкий парнишка – и на тебе! Разве не так?

Лорд Орейн шумно вздохнул, отер пот со лба.

– Ты всегда была со мной бесцеремонна, Яни, но все же тебе следует признать, что леди Макаран не пристало путешествовать с грубыми – я бы сказал, необузданными – людьми, которыми я командую. Тем более жить с нами в одном лагере. Может, стоит и обо мне подумать?..

– Ну да, если не принимать во внимание тот факт, что сорок дней она тебя устраивала как спутник и напарник… – На этот раз Яни ответила брату довольно сухо. Даже глаза у нее чуть сузились. – В одном ты безусловно прав – здесь для нее найдется местечко. Если она умеет обращаться с лошадьми и ястребами – милости просим. Конечно, если она согласится жить по нашим правилам.

– Как же я могу согласиться, если я не знаю, что это за правила? – возмутилась Ромили, и хозяйка опять засмеялась.

– Она мне нравится, брат. Можешь уходить, она остается у нас. Не бойся, я не кусаюсь. Подожди‑ка, ты же сказал, что у тебя два дела?

Орейн кивнул.

– Все дело в сыне Лиондри Хастура, Каролине. Он учился в монастыре, в Неварсине, мы захватили его как заложника – не могу объяснить, при каких обстоятельствах, будет лучше, если ты не будешь этого знать. Я дал слово, что верну парнишку в Тендару в знак перемирия, когда откроются горные перевалы. Но сам я ехать не могу… К тому же деликатность ситуации заключается в том, что в любом случае мальчишка должен быть доставлен в целости и сохранности. Чтобы ни один волосок не упал с его головы – необходимо избежать самой возможности провокации, а подложить мне свинью – ну, и ты знаешь, кому еще, – охотники найдутся.

– Да, – согласилась Яни, – тебе ехать, конечно, нельзя. Твоя грешная голова при всех ее завихрениях куда лучше смотрится на плечах, чем на пике какого‑нибудь солдата Лиондри. Что ж, ради тебя мы доставим мальчика в Тендару – я сама могу сопровождать его. Лиондри определенно не помнит меня, ведь в последний раз мы с ним виделись на детском празднике – танцевали вместе… Я тогда носила длинные локоны… – Она улыбнулась. – Сколько лет теперь Каролину? Думаю, восемь, девять…

– Двенадцать, так, кажется… – ответил Орейн.