Ромили, к своему удивлению, обнаружила, что он трезв. Орейн протянул руку и потрепал ее по волосам.

– Какие мягкие… Ну что, хорошо помылся?

– Мне надо идти!..

Он отрицательно потряс головой:

– Дверь во двор уже закрыта, куда ты пойдешь? – В голосе его опять послышались нотки, свойственные жителям равнины. – Оставайся здесь, парень, я уже почти выспался.

Гигант принялся стаскивать сапоги, потом снял верхнюю одежду. Ромили тут же отодвинулась в самый угол постели, забилась под одеяло, притворилась спящей…

Она так и не поняла, что разбудило ее, по‑видимому – уже потом решила она, – это был крик. Орейн вдруг как безумный заорал в постели:

– Ай, Каролин!.. Они схватят тебя!.. – и принялся дубасить кулаками по воздуху. Один из ударов едва не оглушил Ромили, однако она сумела увернуться, даже перехватить его огромную лапу, прижать к постели.

– Проснись, успокойся! Это только ночной кошмар! Ну, привиделось что‑то…

– А‑а‑ах… – Орейн так тяжко и глубоко вздохнул, будто расставался с жизнью. Несколько мгновений он лежал недвижимо – лицо его приняло обычное осмысленное выражение, – потом заявил: – Мне снился брат – он попал в руки Ракхела, этого ненасытного паука.

Лицо богатыря отразило сильнейшую муку. Наконец он успокоился и вновь погрузился в сон. Ромили тоже свернулась клубочком и закрыла глаза.

Прошло несколько минут, и вдруг она почувствовала, как сильная, тяжелая рука коснулась ее тела, потом обняла.

Она принялась отбиваться. Орейн, не открывая глаз, мягко успокоил:

– Ах, парень, не бойся. Ты просто не понимаешь… Ты так похож на Каролина в ту пору, когда мы оба были мальчишками. У него были такие же рыжие волосы, он был такой же робкий, скромный, но, когда требовалось, умел быть мужественным.

Ромили начала бить крупная дрожь. Он вовсе не об этом, вовсе не о пакости! Он не знает, он ничего не знает. Но это все равно. «Все будет хорошо, я так и скажу ему – все будет хорошо!»

Теперь она не отталкивала его руку – было в его прикосновениях что‑то волнующее, манящее, чему нельзя – и не хотелось! – противиться. Истинная доброта и тепло, что ли… В них не было и намека на те отвратительные, бесстыдные ласки, которые позволял себе дом Гарис, или наглые, грубые ухватки Рори…

Она подвинулась к нему и обняла за плечи, положила голову ему на плечо.

– Все будет хорошо! Успокойся, Орейн, все наладится. – Ромили прижалась к его щеке, прошептала: – Орейн, ты знаешь? Я… я… – Выговорить последнее слово она не могла, всхлипнула и положила его руку на свою грудь. Он тут же сел на постели, замер, потом его лицо вспыхнуло.

– Адское пламя! – хрипло, с трудом выговорил он и отпрянул. – Ты девица!

Тут же вскочил с кровати, начал натягивать на ноги задравшуюся ночную рубашку, при этом старался не смотреть на девушку. Ромили почувствовала жгучий стыд, обиду – дрожь не проходила, только теперь ей вдруг стало противно. Ее отвергли!.. Даже из самых лучших побуждений. Во рту скопилась горечь. И не выплюнешь ее, не проглотишь…

– Госпожа, дамисела, тысячу извинений. Покорно прошу прощения. Никогда мне и в голову не приходило. Батюшки, не могу поверить, ты – женщина, дама… Аварра, милосердия! – И, немного успокоившись, сообразив в конце концов, кто есть кто по происхождению, спросил: – Кто же ты?!

Ромили бурно зарыдала и сквозь всхлипы с трудом выговорила:

– Ромили Макаран.

– О великие боги! Еще хлеще! Какая фамилия!.. – Орейн хлопнул себя по ляжкам, потом, спохватившись, бросился к ней, укрыл одеялом.