Чувство вины и глубокая печаль боролись в ее душе.

Кто‑то из беспросветного далека окликнул ее… Сквозь кровавый туман проступило лицо Ранальда, с тревогой смотрящего ей в лицо. Он сам едва сдерживал скорбь. Ромили торопливо зашептала:

– Умеренность… Благоразумие… их следует немедленно вернуть.

Риденоу порывисто вздохнул:

– Мы уже подняли их повыше, стрелы солдат их не достанут. Они теперь высоко‑высоко… Я очень сожалею, Роми, ты так любила ее…

– А она любила жизнь! – яростно воскликнула Ромили. – И погибла из‑за тебя и Каролина! Из‑за вас!.. Ах, как я ненавижу тебя, всех вас – королей, солдат, этих ненасытных вояк, эту чертову войну – будь она проклята! Все это дерьмо не стоит и перышка Усердия… – Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Лицо Руйвена по‑прежнему было неподвижно – он все еще был в полете, так и сидел на коне, пока из облаков не вывалилась сторожевая птица и, спланировав, не устроилась у него на запястье.

– Умеренность, – с облегчением прошептала Ромили, – а где же Благоразумие?

Словно отвечая на этот вопрос, в облаках раздался протяжный жалобный крик, и два пятнышка, пронзив слои тумана и косые струи дождя, пали на землю. Летели вниз они сцепившись, только возле самой земли распались на два окровавленных комочка. Следом за ними с небес посыпались перья. Сторожевая птица шлепнулась у ног коня, а другая неожиданно расправила крылья и отвалила в сторону, издав при этом торжествующий крик.

– Не гляди! Ранальд, держи ее! – закричал Руйвен, однако Ромили уже успела соскочить с коня и подхватила погибшую Благоразумие на руки. Птица не подавала никаких признаков жизни. Девушка прижала ее к груди, ее лицо исказилось от отчаяния.

– Благоразумие ты мое! Ах, бедная птичка, – запричитала Ромили, – любовь моя, тебя тоже больше нет!

Птичья кровь закапала у нее между пальцами. Ранальд с трудом разжал ее руки и осторожно принял у нее погибшую птицу.

– Бесполезно, Ромили, она мертва, – тихо, с трудом выговорил он. – Любимая, не плачь. Это не поможет, это – война…

«И ты считаешь, что этим можно все оправдать? Все списать?! – Девушка почувствовала, как волна ярости поднялась в ее душе. – Значит, можно играть жизнями этих невинных созданий, а потом сказать – ничего не поделаешь, это война… Я спрашиваю, кто дал им право посылать птиц на смерть? Мне плевать, погибнут ли они сами, это их дело. Но чем провинилась перед королями эта птица? Разве к этому я ее готовила?.. Этому учила?..»

Руйвен осторожно пересадил Умеренность на луку седла и неторопливо слез с коня.

– Ромили, – сказал он, – постарайся успокоиться. Нам еще много чего надо сделать. Ранальд, ты видел?

– Да, – коротко, с мрачным видом отозвался Риденоу. – Где‑то в обозе Ракхел прячет клингфайр. Я не знаю, где и когда узурпатор собирается применить его, но это надо узнать немедленно. Не теряя ни секунды. У нас нет выбора, нет времени на прикидки, если мы не желаем, чтобы Ракхел поджег эту дрянь и спалил меня, тебя, всех людей, всю землю вокруг…

– Мне тоже не по себе от подобной перспективы, – отозвался Руйвен. – Я уже имел радость видеть, на что способно это зелье. Не на войне… В Башне Трамонтана… Каролин дал клятву никогда не применять эту пакость против собственного народа. Но если Ракхел выпустит этот огонь против нас, я не представляю, как защищаться от него.