Алдерик повернулся к ней и протянул девушке руку:

– Госпожа Ромили…

Та поправила его:

– Меченосица Ромили… Догадываюсь, что бы сказал отец, узнав об этом…

– Роми, твой отец любит тебя, – глянув ей прямо в глаза, ответил Алдерик. – Правда, Макаран и мачеха считают, что тебя нет в живых. Могу я попросить разрешения – как ваш друг и их тоже, твой отец всегда был очень добр ко мне – послать им весточку, что ты жива?

Она усмехнулась:

– Нет уж, не надо. Мне кажется, отец, узнав, что я зарабатываю хлеб мечом и вступила в Орден, решит, что лучше бы я умерла.

– Не стал бы я спешить с подобным выводом. С тех пор как ты сбежала из замка, он сильно изменился. Не могу сказать, что он на все махнул рукой – голову он по‑прежнему держит высоко, – но, например, Дарена он отпустил. Если бы ты знала, как тот был счастлив!.. Нельзя быть такой бессердечной! Неужели ты засохла душой до того, что забыла – ведь ты была его любимым ребенком. Он любил тебя больше других.

– Знаю. – Ромили опустила глаза. Голос ее дрогнул. – Надо же, отпустил Дарена… Никогда бы не подумала, что он способен так круто измениться. Я плохая дочь… Слишком грубая, нечуткая. Гордыня меня гнетет… Но если мы выберемся живыми из этой заварушки – Хранитель Разума, обереги меня! – задыхаясь, воскликнула она, – я обязательно поеду в «Соколиную лужайку» и вымолю у него прощение. И буду просить, чтобы он, пока не поздно, отпустил Раэля в Башню. Пусть мальчик подучится… Если мне придется вытерпеть всяческие унижения, пусть будет так…

– А ты сама, Ромили? – спросил Алдерик. – Он так горевал по тебе, что сдал буквально на глазах. Если бы ты только могла видеть его…

Девушка поморгала и слизнула скатившуюся слезу. Сердце ее готово было разорваться на части от одной только мысли, что отец так постарел из‑за нее. Все же заявила:

– Пусть лучше он считает меня умершей, чем узнает, что дочь опозорила его – надела вот эти серьги. – И она указала на знаки Ордена, что были вдеты в мочки.

Алдерик пожал плечами.

– Не буду настаивать, но, может, тебе интересно будет узнать, что на Праздник середины зимы Мэйлина вышла замуж за дома Гариса.

– Мэйлина? Моя меньшая сестричка?! За этого… отвратительного развратника?.. – воскликнула Ромили. – А ты еще уверял, что он изменился!

– Опять ты начинаешь осуждать не разобравшись, – предостерег ее Алдерик. – Гарис безумно влюбился в нее, и, судя по всему, она тоже. Перед самой свадьбой она мне призналась, что Гарису так плохо, он такой несчастный, одинокий. Она сказала, что ей так жалко бедного парня; и все свои безумства он совершал от отчаяния. А теперь, когда он нашел ту, которая будет любить его, заботиться о нем, Гарис совершенно изменился. Ты бы только посмотрела на них.

– Упаси Боже! – Ромили даже потрясла головой. – Если он сделал Мэйлину счастливой… Действительно, лучше ее, чем меня… – Она вообразить не могла, что кто‑то способен стерпеть ласки этого мужчины, но Мэйлина всегда отличалась некоторой глупостью, может, ему такая и была нужна, вот они и спелись. В любом случае он нашел себе такую жену, какую хотел.

Руйвен наконец вступил в разговор:

– Ты с такой страстью расписывал нам нашего отца, а своего ты уже успел повидать?

Алдерик нахмурился.

– Он не очень‑то ищет мою компанию. Видите ли, мое лицо напоминает материнское…

Ромили вспомнила все свои романтические мечты, обуревавшие ее в «Соколиной лужайке».