Она кивнула, наконец справилась со слезами и предложила – так, наобум. Первое, что пришло в голову:

– Пойдем проведаем твоего отца…

Однако далеко ходить не пришлось – Орейн сам подошел к ним.

– Госпожа Ромили, срочно потребовалась ваша птица… – Тут он неожиданно остановился и недоуменно моргнул, разглядев, кто стоит рядом с девушкой.

– Отец, – дрогнувшим голосом сказал Алдерик и поклонился.

Орейн торопливо обнял его – весьма холодно и формально, чем привел в удивление Ромили. Он был душевным, добрым человеком. Орейн заявил:

– Я не знал, что ты уже приехал, сынок. Ты слышал, что он обрушил на нас липучий огонь?

– Да, как только добрался до лагеря, отец. Я рад предложить использовать все, что я умею. Мой ларан невелик, и все‑таки. Но, сэр, прежде всего мне бы хотелось повидаться с вами.

Орейн подумал и сухо выдавил из себя:

– Благодарю, сын, за то, что ты готов помочь – об остальном после… Королевские маги собрались там. – Он торопливо ткнул пальцем в направлении королевского шатра. – Госпожа Ромили, хватайте птицу – крайне важно знать, сколько у нас времени до начала атаки Ракхела.

– Мы что, сами пойдем в атаку? – удивился Алдерик.

Орейн поджал губы, взгляд его ожесточился.

– Только для того, чтобы вырваться из этой ловушки. Создадим видимость, а сами марш‑марш отсюда… Нам нужна свобода маневра, а где здесь развернуться? Стоит отрезать нас от холмов и прижать к реке, нам крышка. Сожжет, подлец, клингфайром. Поэтому нам нет смысла и в леса залезать – он всю округу выжжет. Отсюда и до Нескьи…

Ромили глянула в сторону шатра Каролина, она увидела, что лагерь в спешном порядке свертывается. Шатер уже собрали, и два гвардейца спустили голубое с серебряной сосной знамя.

Алдерик тоже обвел взглядом пойму, потом посмотрел на Ромили, сказал:

– Мне пора. Береги себя, Ромили… – и ушел.

Девушка торопливо принялась за дело – оседлала коня, пересадила Умеренность на седло, приказала помощнику Руйвена свернуть пожитки, убрать шатер Мауры и сложить в повозку. Ей все‑таки не верилось – неужели Ракхел окончательно свихнулся и готов пожечь собственную страну? Неужели он и на эти благодатные леса метнет огненные стрелы? Чему удивляться? Это полностью в характере грязного, якобы разумного существа, называемого Ракхелом. Нет, с ним пора кончать – так или иначе, но на негодяя, объявившего себя королем, необходимо набросить узду. Подспудное возмущение само собой вылилось в холодную, расчетливую ярость – прежде всего на самое себя, на те слюнтяйские капризы по поводу гибели птиц. Да, их жалко, она всегда будет помнить о них, а всех лесных тварей ей не жалко? Ведь там, возможно, обосновалась Пречиоза! Ну погоди, мерзавец…

Опять начал накрапывать дождь. Умеренность неохотно развернула крылья, этак лениво помахала ими, но на этот раз Ромили не испытывала колебаний – она решительно послала сторожевую птицу в небо. Заставила лететь чуть ниже облаков, касаясь грязно‑серых лохм, протянувшихся к земле.

Стервятник неспешно, постепенно расширял круги, так что король мог сразу окинуть взглядом армию Ракхела, которая тоже выступила из лагеря… Тут ее взволновала картина, мелькнувшая на краю сознания: не только Каролин, но и все собравшиеся вокруг него лерони – мужчины и женщины – следили за перемещениями вражеского войска. И Ромили с внезапной гордостью ощутила себя одной из них. Словно в том и состояло ее предназначение, словно это место в строю королевских магов и было уготовано ей судьбой.

«Пусть я еще меченосица, но какая радость, что мне не придется взяться за клинок! Какое облегчение для души… Если бы возникла необходимость, я бы, конечно, тоже бросилась в схватку, но я не желаю убивать!.