– Куда мы поскачем, Дарен? – спросил Алдерик. – Ты, должно быть, хорошо знаешь эти места.

Дарен невесело рассмеялся:

– Лучше спроси у Ромили. Какой толк меня пытать?

Удивленная резкостью его тона, девушка подняла глаза и перехватила, взгляд брата, брошенный на друга. Взгляд многозначительный, предостерегающий… Заметив, что сестра насторожилась, он быстро добавил:

– Моя сестричка, лорд Насмешник, лучше меня разбирается в местных охотничьих угодьях и ястребах.

– Лучше всего добраться до дальнего выпаса. Там мы сможем выпустить Пречиозу. Никто не помешает… К тому же там полно птиц и мелких животных – они так и шныряют в зарослях.

Через некоторое время всадники вновь остановились на возвышенности – перед ними открылась широкая, чуть вытянутая холмистая равнина. Густые травы волнами колыхались под свежим утренним ветерком, то тут, то там были разбросаны ягодники, низины заросли кустарником. Невдалеке пасся небольшой табун – лошади спокойно щипали сочную траву. Наступила долгожданная пора, когда все в природе пустилось в рост и, набрав силу, зацвело, заколосилось. Раздолье для насекомых – даже на вершине холма воздух звенел неумолкаемым стрекотом кузнечиков. Вожак табуна захрапел, резко вскинул голову и долго стоял, оглядывал равнину. Зыркнул глазом на всадников, что застыли на холме, потом громко, по‑хозяйски, всхрапнул и принялся щипать траву. Люди начали спускаться в долину, и в этот момент маленькая лошадка, что паслась в табуне, вскинула голову, заржав, и мелкой рысцой поскакала в их сторону. Ромили засмеялась, соскользнула с седла и бросилась ей навстречу. Ростом кобылка была девушке по плечо.

– Это Энжел, – объяснила Ромили спутникам. – Родилась прошлой зимой… Я кормлю ее огрызками яблок – она к ним так привыкла… Нет, нет, Энжел, это мой завтрак. – Ромили принялась отталкивать лошадиную морду, которая упорно лезла в карман. Делать было нечего – девушка обреченно глянула на молодых людей, достала нож и отрезала от яблока маленький кусочек.

– Больше не дам, – чуть построже заявила Ромили, – иначе у тебя разболится живот. – И кобылка, словно догадалась, о чем идет речь, помахала головой и, перебирая стройными ногами, помчалась обратно. – Поторопитесь, иначе старый Винди пристанет к нам, – смеясь, сказала Ромили. – Он пасется где‑то здесь. Теперь он совсем постарел, и кобылы не обращают на него никакого внимания. Зубы сточились, уже и траву жевать не может. Его должны были усыпить этой весной, но отец решил – пусть погуляет последнее лето, потешится, надышится свободой, а на пороге зимы уйдет навсегда. Холодов ему уже не осилить, зачем мучиться…

– Это печальное известие, – откликнулся Дарен. – Мы все учились держаться в седле на этом жеребце. Знаешь, во‑от такая широченная спина, едешь как в кресле‑качалке. Вон он, гляди. – Юноша показал рукой на дальний угол пастбища, где стоял вороной конь. – Я думаю, отец пожалел его, потому что Руйвен впервые сел на нем в седло… – добавил Дарен.

– Он прожил долгую жизнь, – сказал Алдерик. – В отличие от людей, коней вовремя лишают жизни. Зачем мучить себя и других, когда ты уже совсем дряхл и беспомощен? Или наполовину свихнулся… Если бы людям оказывали подобную милость! С другой стороны, если бы нам была дарована такая поблажка, слишком просто бы решались все трудности и никто бы не считал сидящего ныне в Хали правителя узурпатором, а настоящий король не тешил бы себя в изгнании надеждами…

– Я не понимаю, – вымолвила Ромили.