Ромили тяжело вздохнула. Вот и все – ястребица не вернется. Она почуяла волю, прежний простор, небесное приволье сманили ее…

– Кажется, она улетела, – тихо вымолвил Алдерик. – Ты потеряла ее… Извини, дамисела…

Пустота, боль мешались в душе с недавней радостью. Она все еще верила – не могла даже подумать, то это конец. Вот уже неразличимы взмахи крыльев, Пречиоза на глазах превращалась в точку, теряющуюся в бескрайней сини. Ромили встряхнула головой – вот и точка исчезла… Если ястреб улетел, значит, не было между ними душевного единения. Никогда птица на самом деле не принадлежала ей, и те внезапно проявляющиеся картины, мысленные наплывы, когда ей казалось, что сумела проникнуть в душу ястреба, – всего лишь наваждение, обман, вызванный желанием поверить в то, что она обладает лараном. «Ну что же, – Ромили еще раз вздохнула, – пусть так и будет! Лучше потерять ее, чем держать в неволе».

«Жаль, что отец не видит…» Эта мысль проникла к ней в сознание извне – чужая, сдобренная капелькой радости. Это же Дарен, это он с облегчением смотрел в небо. От этого стало еще горше… Вот еще напасть, зачем ей чужие мысли? Ладно бы этот дар был постоянен и каждую секунду – пусть даже от этого мороз идет по коже – она могла читать чужие мысли. Нет, это наваливалось внезапно, редко, в минуты сильного потрясения – как сейчас, и подобные откровения, сколько помнила себя Ромили, ничего, кроме горечи, не приносили. Зачем ей это? Зачем ей животные? Хотя при работе с ними – она остро чувствовала это – ларан ее заметно усиливался… Возможно, это наблюдение тоже из области самообмана, как и вера в Пречиозу.

Итак, птица свободна, а все остальное – иллюзии! Выходит, ее удел сидеть сиднем дома и заниматься вышиванием. На что она рассчитывала, берясь за мужскую работу?

Глупая девчонка!..

На миг Ромили показалось, что сердце ее замерло, совсем остановилось, и сквозь смутную блуждающую боль, сквозь едкое чувство утраты она, словно прозрев, увидела необъятную даль и где‑то внизу землю, очень похожую на те карты, что были вклеены в учебник, только искусно раскрашенную, ожившую, где прорезались мельчайшие детали, даже блики капель росы на траве. Что уж говорить о маленьких птахах и мышах в траве?

Пречиоза!

Боже, ястреб не потерял с ней связь. Птица все еще принадлежит ей! Дарен сказал что‑то успокаивающее – Ромили даже не расслышала. Потом долетел ответ Алдерика:

– Не трать силы, друг, она все равно тебя не слышит. Она сейчас со своей Пречиозой!..

Ромили поерзала в седле – вот глаза стали различать туманные контуры Алдерика и Дарена. По‑прежнему она плыла – или висела? – высоко над пастбищем, ощущала гордость полета. Все та же сверхъестественная обостренность зрения и чувств. Вот она осознала себя одной из маленьких птичек, даже губы зашевелились, задвигались, словно чирикая, и следующее мгновение, опять бурно, – резь от голода и жажда крови, плоти, жестокое, но очень сильное наваждение…

Вниз!

Камнем вниз!..

Удар клювом; жгучая, горячая, свежая кровь во рту, трепет жертвы, последняя капля жизни, истекающая из кроличьего тела.

И следом опять взлет, потом вниз, к земле! Ромили сноровисто, машинально выставила руку в перчатке.