Послушать только одну из служанок, которая долгие годы разносила блюда в придорожной таверне, – волосы дыбом вставали от ее откровений. Ромили не сомневалась, что способна дать отпор любым посягательствам на ее честь, однако факт оставался фактом: ничтожный мальчишка, убиравший навоз в конюшне, стоял на социальной лестнице куда выше, чем какая‑нибудь, пусть даже хорошая, кухарка или служанка. Он и получал больше… Вот и выходит, что поскольку юная Макаран владела несколькими профессиями, которыми в основном занимались мужчины, то и наниматься на работу надо, выдавая себя за парня. А что, собственно, она умела? Ухаживать за ястребами и лошадьми да надзирать за слугами. Еще швеей могла поработать, няней по присмотру за детьми – за эту работу платили больше; однако быть няней, даже швеей означало быть допущенной в дом, следовательно, придется сообщить о себе поболее сведений, чем хотелось. Выбора у нее в общем‑то не было – если удастся остаться в Неварсине, то работу следует искать либо на конюшне, либо в соколятне.
А что, это было бы совсем неплохо – животных и птиц она любила, они отвечали ей взаимностью…
Сердце ее в тот момент забилось – прихлынули воспоминания о Пречиозе.
«Вот и хорошо, что так случилось, – зло подумала Ромили, борясь с ветром и небольшими шажками продвигаясь вперед. – Иначе я бы никогда не набралась мужества порвать с отчим домом. Так бы и ходила повесив голову, даже позволила бы, чтобы меня выдали за дома Гариса».
От отвращения ее опять бросило в дрожь. Нет уж, лучше сбежать, даже если остаток жизни ей придется провести на конюшне где‑нибудь на чужой стороне.
Снег сменился редким холодным дождем. Конь, ставя ноги, поскальзывался, крупные капли били его по бокам. Он начал тревожно и печально всхрапывать. Тут еще новая напасть – влага мгновенно замерзла, и скоро ее плащ покрылся коркой льда. Надо было срочно отыскать убежище.
Так и брели они по мокрому месиву, в которое превратилась дорога. Скоро тропа разделилась – одна вела к роще старых деревьев, другая, более широкая и натоптанная, но совсем разбитая, шла под уклон. Ромили долго стояла на развилке, всматриваясь в даль, пытаясь взглядом пробить плотный туман, сгущавшийся окрест. Внизу дорога терялась в белесом месиве, клочья тумана в той стороне время от времени открывали небольшой водопад, звонко бившийся об исполинские валуны. Вверху же за рваной влажной пеленой проглядывала каменная кладка или угол какого‑то строения. Или ей только показалось?.. Нет, в просвете мелькнула дощатая крыша… Это либо сарай, либо загон, либо овчарня – трудно было разобрать. С другой стороны более натоптанный проселок, шедший под изволок, мог привести в долину, где конечно же были дворы, однако в сумерках сквозь туман не мерцало ни единого огонька.
Что было делать? Шлепать вверх, какое бы укрытие ни представляла собой эта стена? Там хотя бы можно спрятаться от дождя, который, как назло, полил сильнее. Так и побрела по дорожке, ведя в поводу понурившуюся лошадь. Ромили судорожно вздохнула, потом подошла к коню, обняла его и что‑то прошептала на ухо. Тот сразу встрепенулся, поводил ушами. Жаль, что не взяла вороного, подумала девушка, взбираясь по тропинке, тот, конечно, был посильнее. Но и этот ничего, по крайней мере, послушен…
Сумерки сгущались, и сквозь крепнущую тьму Ромили различила, что это было жилое строение. Что‑то вроде небольшого каменного домишка… Вот и хорошо, какое‑никакое, а укрытие. Дверь наперекосяк висела на петлях – собственно, петля была только одна, у другой давным‑давно отлетела дужка. Она робко потянула створку на себя… Та отчаянно заскрипела. Отступать было некуда, и Ромили уже решительней распахнула дверь.
Переступила через порог… Внутри было темно.
– Кто там? – донесся из темноты дрожащий голос, и Ромили почувствовала, как боязливо забилось у нее сердце, перехватило горло. |