Он, правда, добрый парень – отправился в Неварсин, чтобы продать орехи на рынке. Там он купит крупы, а мне лечебных трав. Когда он станет немного постарше, то сможет, если повезет, найти себе жену, тогда они будут жить здесь. Дом‑то добротный… Я ему все оставлю…
– Каша уже, наверное, сварилась. – Ромили поспешила к огню и отодвинула котелок подальше от огня. Потом положила кашу в миску и дала Мхари. Тут же взбила подушки, перестелила постель и наконец занялась устройством места для ночлега.
– Какой ты умелый, совсем как девушка, – заметила Мхари.
Сердце у гостьи замерло, однако она быстро справилась с замешательством и объяснила:
– Это все у меня от дружбы с птицами. Они меня всему научили, и прежде всего терпению. Бабушка, каша остынет. Ешьте! Потом ложитесь спать. Все равно Рори в такой буран не вернется домой.
Ромили устроилась у очага с полной чашкой каши, потом помыла посуду, разделась и устроила у огня часть своей одежды. Пусть сохнет. Лавка, на которой она расположилась, была жесткая. Дважды она в течение ночи просыпалась, чтобы подбросить дров в огонь. Ближе к утру ветер стих, и она провалилась в забытье. Разбудил ее громкий стук в дверь. Мхари села в кровати.
– Это Рори, – заявила она. – Отодвинь задвижку.
Ромили едва не ахнула от страха. Она попала в глупейшее положение. Уже перед самым сном она закрыла дверь. Ясно, что старуха не могла этого сделать. Неудивительно, что парень перепугался, что там с бабушкой, и начал ломиться в дом. Ромили поспешно отодвинула задвижку.
В комнату ворвался здоровенный усатый мужик. На нем было напялено что‑то, напоминавшее рваный мешок, а поверх него плащ. Такую одежонку в Хеллерах уже не носили с той поры, когда ее отец был ребенком. В руке у Рори блеснул длинный нож, еще мгновение – и он вогнал бы лезвие в грудь Ромили, но в этот момент старуха истошно вскрикнула:
– Постой, Рори, парень не сделал мне ничего плохого. Он позаботился обо мне, накормил кашей. Я упросила его остаться на ночь.
Верзила опустил нож, подошел к постели.
– С тобой действительно все в порядке, бабушка? Когда я наткнулся на запертую дверь, да еще этот чужак… Как только я его увидел, у меня сердце взыграло! Ну, думаю, не причинил ли он тебе вреда?
– Слава Хранителю, что он заглянул ко мне – буря не на шутку разыгралась. Огонь‑то совсем потух, и, если бы не он, я бы так и замерзла в постели.
– Тогда благодарю тебя, кто бы ты ни был, парень, – заявил хозяин, сунул оружие в ножны и поцеловал старуху в лоб. – Да‑а, таких буранов здесь давно не бывало. Я еле пробился, дороги совсем развезло – то снег, то дождь, под ногами месиво, а я все беспокоился, как там моя бабуля. Вишь, задержался я – ну, думаю, совсем окоченела, совсем, наверное, кишки свело. Приготовить‑то еду она не сможет. Я тебя, бабушка, никогда не брошу. Если тебе нужно мое сердце, возьми его, – добавил он, глядя на девушку.
Ромили встрепенулась – как‑то необычно прозвучала в его устах последняя фраза, одно из самых древних выражений гостеприимства. Не слишком ли торжественно, встревожилась она, однако парень, не делая паузы, продолжил рассказ:
– Я отправился в дорогу, как только прекратился дождь. Домой надо, объяснил я приютившим меня людям. Они говорят: останься до рассвета, куда ты попрешься, ни зги не видать. А у тебя, оказывается, все хорошо. Тепло, сытно… Это очень важно, бабушка… – Рори нежно взглянул на старуху, затем бросил накидку на свободную лавку, спросил: – Мне ничего поесть не оставили? – и, не дожидаясь ответа, проверил котелок.
Каша уже успела застыть, хозяин все‑таки сунул туда грязный черпак и прямо из черпака, помогая себе пальцами, начал пожирать пищу. |