Переступила через порог… Внутри было темно.

– Кто там? – донесся из темноты дрожащий голос, и Ромили почувствовала, как боязливо забилось у нее сердце, перехватило горло. Во тьме, оказывается, кто‑то прятался.

Она быстро ответила:

– Я не причиню вам вреда. Я всего лишь путник, заблудился, а тут началась буря… – Внезапно Ромили спохватилась: что это она затараторила? Со страху, что ли? Рано пока трусить, и уже более спокойным голосом девушка спросила: – Можно войти?

– Слава Хранителю Разума! Спасибо и тебе, что ты не прошел мимо моего дома, – ответил тот же голос. Ясное дело, женский, решила Ромили. – Мой внук отправился в город – теперь можно не волноваться, теперь его тоже кто‑нибудь приютит. Непогода‑то разыгралась не на шутку. Я услышала поступь твоего коня и на минутку подумала: может, Рори вернулся, но он уехал на пони, а у тебя, уважаемый гость, настоящий конь. Я не могу встать с кровати, мальчик. Ты не разведешь огонь?

Пообвыкнув, Ромили смогла кое‑как рассмотреть помещение. Едва заметно проступила в полутьме кровать в углу, на ней среди кучи тряпья светлым пятном выделялось лицо. Черты его разобрать было невозможно, однако девушка уже догадалась, что разговаривает со старухой. В комнате терпко пахло недавно потухшими угольями. Она подошла к очагу – то там, то здесь вспыхивали редкие, слабые искорки. Что ж, раздуть можно, надо лишь поднапрячься. Дело привычное: быстро набросала сухих веточек, освободила умирающие алые искорки и начала дуть. Когда первые огоньки заплясали в очаге, еще добавила щепочек и наконец сунула в разгудевшееся, разыгравшееся пламя большое розоватое полено. Погрела руки, отдышалась, огляделась… Обстановка была бедная: одна или две лавки, какой‑то древний сундук в углу, у стены кровать, на ней полусидя, упершись в спинку, располагалась старуха.

Когда огонь разгорелся, она позвала:

– Иди сюда, мальчик. Дай‑ка я взгляну на тебя.

– Моя лошадь… – робко сказала девушка.

– Отведи ее в коровник. Это прежде всего, потом вернешься.

Ромили с трудом накинула плащ и, вздохнув, вышла во двор. В сарае было пусто, только две худые кошки, которые тотчас замяукали и начали тереться о ее ноги. Потом уже, расседлав лошадь и дав ей два хлебца – на сегодня достаточно, – она отломила кусочек и кинула возбужденным зверькам. Кошки на ходу сглотнули пищу, задрав хвосты, бросились за ней следом и улеглись в доме у огня. Сразу принялись вылизывать шкурки…

– Вот и хорошо, – вздохнула старуха. – Я уже беспокоилась насчет них – каково там, на холоде. Ан нет, вишь ты, прибежали, умываются… Иди‑ка сюда, парень, дай‑ка я тебя получше рассмотрю.

Когда же Ромили подошла к кровати, старуха оттолкнула ее – встань, мол, подальше, а то не вижу. Наглядевшись, хозяйка спросила:

– Как же тебя угораздило в такую погоду выйти из дому?

– Я, местра, направляюсь в Неварсин.

– Совсем один? В такую бурю?

– Я вышел три дня назад, тогда вокруг было тихо.

– Не из южан ли ты будешь – тех, что живут на берегах Кадарина? Рыжий… Очень похож на тех, которые из Хали.

Она поплотнее укуталась в поношенную шаль, потуже связала концы. Три или четыре ветхих одеяла, размером не превышающие лошадиную попону, были брошены на кровать. Старуха выглядела совсем изможденной. Она прерывисто вздыхала.

– Я надеялась, что он успеет сегодня вернуться из Неварсина, – сказала она, – но, видать, снег помешал. Здесь, на севере, снег – это беда… Теперь с тобой да при огне!.. Куда уж тут замерзнуть! Мои старые кости не выносят холода – я‑то ничего, сдюжу, а вот кости ни в какую.