– Постараюсь, – согласилась Ромили. Она пыталась говорить безмятежно, даже игриво. – А что будет не так – не сомневаюсь, местра Мхари подскажет.

– Ты что, считаешь себя лучше бабушки? Ты должна называть ее домна Мхари. Поняла?.. Если только она позволит, можешь изредка окликать ее бабушкой…

– Я не думала ее обидеть… – всполошилась Ромили. Как это она не заметила, что обратилась к старухе, как к прислуге!

– И вот еще что – раз ты девка, значит, будешь каждый день подмывать ее, стелить постель, переодевать ее.

– То‑то я смотрю, она очень аккуратна для парнишки, – подала голос Мхари.

Ромили подошла к ней и, приподняв, устроила поудобнее, затем налила теплой воды из кувшина, помыла ей руки, ополоснула лицо. Рори указал на стопку чистого белья в углу – пришлось заняться и переодеванием… Мысли о том, в какую историю она влипла, не оставляли ее. Какая же она дура! Зачем надо было бежать из дома? Почему же родные не спускали с нее глаз до тех пор, пока не свершится обряд бракосочетания? «А потому, – мрачно укорила она себя, – что все родственники решили, что ей не до побега. Ей бы спину подлечить». У Ромили заныло в животе от одной мысли, что этот неотесанный грубый деревенщина разделит с нею ложе. Теперь, конечно, он не убьет ее – хуже, он ее обрюхатит, и будет это продолжаться из года в год. То‑то колом вышли ей насмешки над Дарисой. Как же она была глупа, хихикая и фыркая при виде ее расплывшихся форм!

– Что ты стоишь? – закапризничала старуха. – Одевай поскорее, я совсем замерзла. Как тебя называть?

Ромили на мгновение задумалась – какой смысл было скрывать свое настоящее имя? А если отец не оставит поисков и сюда доберутся его люди? Подумав, девушка ответила:

– Калинда.

– Пошевеливайся, Калинда, я вся дрожу.

– Простите, матушка Мхари. – Подобное обращение было вполне Уместно. – Я тут задумалась… – Ромили наконец переодела ее, накинула на плечи старухе шерстяную шаль, потом уложила на подушки, накрыла одеялами.

– Вот и хорошо, что сговорились, – ободрила ее Мхари. – Он человек добрый и никогда не будет бить тебя просто так, без надобности.

– Да, добрый, – захныкала Ромили. – Что ж он так полез на меня? Мне сегодня никак нельзя. Месячные у меня…

– А‑а, ну и хорошо, – закивала старуха. – Вот и хорошо, что сказала: мужики совсем глупые в этом смысле. Он ведь мог отлупить тебя за то, что ты сопротивляешься. Мой‑то мужик почем зря махал кулаками. Все ему было нипочем. Если напьется – давай, и все тут! Я его тогда к служанке спроваживала… Да‑а, были времена, когда у нас была служанка. Не веришь? И кухарка была… А теперь взгляни на меня. Ничего, с твоей помощью я поправлюсь, и Рори теперь не придется варить кашу и печь хлеб. Разве это занятие для мужчины? Взгляни, какой он красивый парень. И добрый до жути… Никогда худого слова от него не слышала, не брезговал помыть меня, поправить постель. Кормил, давал горшок. Кстати, о горшке. – И она указала на угол.

Пришлось и этим заняться…

«Она считает, что лучше такой жизни ничего быть не может. Как же, у меня будет муж, хозяйство… Старуха не спустит глаз с меня». Эта мысль вызвала у Ромили прилив отвращения, но бунтовать еще не время. Не время драться… «Возможно, какой‑нибудь женщине все это придется по душе – собственный дом, работящий муж, который, оказывается, так добр к своей бабушке».

Она вышла во двор, выплеснула содержимое ночного горшка.

«Неужели я отказала дому Гарису, чтобы вот так, силком быть выданной за этого варвара, пусть даже доброго и честного? Хороша честность – едва не придушил гостя.