И все с уважением посмотрели на собственные кружки.

    -  А об Однорукой Великанше слыхали? - все не унимался рыжебородый. - Случилось это, как помню, у Разлив-переправы…

    И тут Степан не выдержал:

    -  Довольно брехать! Люди вроде все с виду приличные, а такую ересь средь бела дня несете!

    В корчме воцарилась могильная тишина.

    Все оторопело посмотрели на кузнеца. Слишком громко Степан возмутился, прямо столы дубовые задрожали, да и гнев в его словах звучал неподдельный.

    -  А ты, енто, кто таков будешь? - тут же возопил один из купцов. - Ишь ты, умник выискался, торговым людям рты затыкать.

    -  Я тебе сейчас, мочалка тьмутараканская, так рот закрою, - взревел Колупаев, - до конца своих дней будешь соболей продавать, дабы зубы у ведуна сельского новые вставить.

    -  Ить… - разом выдохнули купцы и с залихватскими криками бросились на кузнеца.

    Вот как раз этого им для полного счастья и не хватало. Пьяной драки! Без данного моциона разве можно было достичь гармонии с окружающим тебя миром? Свадьба иль какой другой праздник без драки - пустая трата времени. Даже ежели нет причины, веского повода, грех не заехать приятелю в пьяную улыбающуюся физиономию.

    Но в тот день купцы здорово просчитались с выбором противника. Им конечно же следовало сразу насторожиться, как только неизвестный мужик стал открыто лезть на рожон. Ведь неспроста же лез, ядрить его за ногу.

    Так-то!

    Но осознать свою ошибку им пришлось много позже…

    Невысокий, невзрачный на первый взгляд, кряжистый задира расшвырял торговых людей, словно соломенные чучела. Все произошло так быстро, что не успел корчмарь и глазом моргнуть, а в избе не осталось уже ни одного воинственного купца.

    В дощатом потолке корчмы зияла большая дыра, сильно напоминавшая своими очертаниями фигуру рыжебородого рассказчика. Сорванная с петель дверь лежала на полу разнесенная в щепки. Несколько дубовых столов бесформенной грудой валялись в самом дальнем углу питейной избы.

    Из-под деревянных обломков торчали подрагивающие босые пятки гусляров.

    Степан смущенно хмыкнул и, обтерев краем рубахи ободранные костяшки пальцев, залпом осушил кружку с медом.

    Корчмарь опасливо приблизился к кузнецу.

    Колупаев лишь сокрушенно мотнул головой:

    -  Сам знаю, что виноват. Но не мог я более слушать того, что эти псы здесь несли.

    Старичок с укоризной смотрел на Степана, но все же было заметно, что кузнеца он до жути боится. Он, наверное, страшно бы обрадовался, если бы Колупаев взял да и ушел из корчмы прямо сейчас. Но кузнец был настроен на беседу. Ежели не оправдаться желал, так хоть излить старику душу. Тем более что в корчме они были одни, все остальные посетители, окромя оглушенных музыкантов, разбежались кто куда.

    «Могут и местного воеводу позвать», - подумал Степан, понимая, что, оставаясь в корчме, он здорово рискует.

    -  Тяжела моя доля, - так начал кузнец, грустно вздыхая и садясь за единственный уцелевший после драки стол. - Оттого и взъярился я, что услышал эти лживые истории о богатыре русском Илье… тьфу ты… Муромце.

    -  Отчего же лживые? - осторожно удивился корчмарь. - Я и сам много раз эти россказни слыхивал от гусляров бродячих да от люда приезжего.

    -  В том-то и дело, - грустно повесил головушку Степан.