– Маловато еще у тебя знаний, – сказала она. – Ну ничего. Теперь я не сплю, будем с тобой заниматься.

    Она пришила к пледу этикетку от старого итальянского свитера и ушла.

    Вернулась она где-то через час. И положила на стол деньги. Гривны. Много.

    – Чтобы ты не переживал, Ворон, – весело сказал она, – взяла гривнами. А то опять мне плешь проешь, с тебя станется!..

    Да, в тот день она была веселая. Радостная. И кокетничала, даже куражилась чуть-чуть.

    И соскучилась: видно было, как она соскучилась по всем нам и по нашей квартире за три месяца – или за четыре года?

    Она расцеловала Жаба, весьма тем довольного, но уже опасающегося раздуваться, чтобы ненароком не взлететь под потолок.

    Она обсудила с Рыбом некоторые события из политической жизни страны и всего мира, в частности войну в Чечне и грядущие выборы.

    Пауку она рассказала несколько свежих анекдотов про «новых русских», услышанных ею на рынке, пока она продавала плед.

    Она слегка проэкзаменовала меня и подольстилась к Ворону, похвалив мою выучку и попросив у Ворона совета, каким образом лучше построить будущие занятия со мной.

    Она помогла Домовушке приготовить начинку для пирогов и безропотно выслушала краткое изложение просмотренного Домовушкою за эти три месяца аргентинского сериала.

    Петух тоже удостоился ее мимолетной ласки.

    Даже Крыс получил немного тепла – Лада пощекотала его под подбородком и спросила:

    – Ну как, привыкаешь помаленьку?

    Пса и меня она поминутно гладила или хотя бы просто дотрагивалась до нашей шерсти.

    И все мы, конечно, были счастливы и лезли вон из своих шкур, чтобы это показать. Жизнь казалась прекрасной, будущее – лучезарным, небо – безоблачным.

    После обеда Лада вместе с Лёней и Псом пошли пройтись. Лада убедила Лёню, что с ней, с Ладой, прогулка для Лёни совершенно безопасна и что она, Лада, отведет глаза любому милиционеру, хоть полковнику МВД, хоть генералу от инфантерии. Кстати, вы знаете, кто такие генералы от инфантерии? Лично я не знаю.

    Они ушли.

    Домовушка в кухне мыл посуду и чистил противни.

    Петух прикорнул на спинке кресла, переваривая в дремоте сытный обед.

    Жаб, Рыб и Паук на подоконнике вели мирную беседу об экономике страны и возможных путях ее реанимации.

    Крыс выразил желание искупаться – впервые за три месяца он выразил хоть какое-то желание – и теперь плескался в ванне, развлекая себя пением песен Андрея Макаревича, в частности «Поворота» и «Птицы цвета ультрамарин».

    После ванны он, чисто вымытый и благоухающий ароматом травяного шампуня, уютно устроился в кресле с книжкой – все тем же «Волшебником Земноморья». Правда, у него обнаружилась дурная привычка обкусывать уголки страниц во время чтения, я сделал ему замечание и пообещал, если это повторится, надеть на него намордник. Он согласился, что я прав, и пообещал постараться больше так не делать. Но, конечно, старался он недолго – книжка уж больно хорошая – и я собрался повторить свое замечание, но не успел.

    В дверь позвонили.

    Домовушка, открыв дверь, воскликнул нечто нечленораздельное, и я не смог разобрать, удивленным был его возглас или огорченным.