Со всех сторон их обступало графство. Кругом тянулись холмистые поля и вересковые пустоши Стаффордшира, пересеченные дорогами и тропинками, рельсами, ручьями и телеграфными линиями, обнесенные живой изгородью, принаряженные и облагороженные усадьбами и изящными парками, оживляемые деревушками на перекрестках и ласкаемые солнцем. По лежащим меж откосов путям, огибая повороты, мчались поезда, по песчаным дорогам с грохотом и звоном катили повозки и фургоны, по глади медлительных вод в каналах величаво и неторопливо плыли длинные узкие суда; рекам же приходилось заботиться только о себе, потому что по сей день ни одно судно не плавало по рекам Стаффордшира. Можно представить себе, как по проводам, усеянным птицами, летели сообщения о ценах, чьей-либо скоропостижной смерти или о покупке лошади. В трактирах доморощенные утописты за кружкой пива призывали весь мир к порядку, а в залах и парках должным образом поддерживалось достоинство Англии. Сельские жительницы в поте лица своего боролись с грязью, голодом и дырами на одежде. Тысячи работников трудились в полях столь безграничных и необозримых, что пропадали из виду. Кукушку с ее кукованием было много легче заметить, чем человека, ибо ее звонкие призывы разносились на целые мили вокруг. А на открытых всем ветрам охотничьих угодьях, на тропах, протоптанных мулами за много веков до того, как римляне решили строить Уотлингскую дорогу, водились тетерева. Словом, текла обычная, повседневная жизнь графства во всем ее разнообразии и значительности. Но хотя Констанция и Софья существовали в границах графства, они ему не принадлежали.
Дело в том, что они жили не только в графстве, но и в округе, а ни один житель округа, даже если он стар и ему остается лишь размышлять на разные общие темы, никогда не думает о графстве. Находись графство где-нибудь в центре Сахары, округ испытывал бы к нему столь же малый интерес. Округ игнорирует графство, и лишь иногда, свободным вечером, он, чтобы поразмять ноги, беспечно пользуется графством, как пользуется своим садом позади дома любой человек. Округ не имеет с графством ничего общего, ему вполне достаточно самого себя. Однако его независимость и истинный особый дух его бытия нельзя оценить, вообразив его расположенным вне графства. На лице графства он выглядит мелким пятнышком, как темная звезда Плеяд на зеленом пустынном небе. Хенбридж похож на лошадь со всадником, Берсли — на половину осла, Найп — на пару брюк, Лонгшо — на осьминога, а маленький Тернхилл — на жука. По-видимому, Пять Городов держатся друг за друга во имя безопасности. Однако мысль о том, что они цепляются друг за друга во имя безопасности, рассмешила бы их. Каждый из этих городов — явление исключительное и неповторимое. От севера графства до самого юга, пока не достигнете Вульвергемптона, только они олицетворяют собой цивилизацию, прикладные науки, организованное производство и свой век. Они — явление исключительное и неповторимое потому, что без помощи Пяти Городов вы не сможете выпить чаю из чашки, потому, что без помощи Пяти Городов вы не сможете поесть благопристойным образом. Поэтому архитектура Пяти Городов определяется печами и дымовыми трубами; поэтому воздух в округе такой же черный, как тамошняя грязь; поэтому печи топятся и дымят круглые сутки с такой силой, что Лонгшо сравнивают с адом; поэтому округ невежествен в вопросах сельского хозяйства и знаком с пшеницей лишь в виде упаковочной соломы или четырехфунтовой буханки хлеба, но поэтому же, с другой стороны, он разбирается в таинственных свойствах огня и чистой, стерильной земли, поэтому он живет в тесноте на скользких от грязи улицах, где хозяйке, желающей соблюсти приличия, приходится менять занавески на окнах не реже одного раза в неделю, поэтому все его жители зимой и летом встают в шесть часов утра, а ложатся спать, когда закрываются трактиры; округ существует для того, чтобы вы могли выпить чаю из чашки и насладиться отбивной на тарелке. Вся посуда в Королевстве, кроме парадной, производится в Пяти Городах, вся посуда и еще многое другое. |