Обо всем этом Папен узнавал из заграничных газет, пока можно было их получать. Но скоро и этот источник более или менее правдивых сведений иссяк: ввоз «вольнодумных» изданий во Францию был воспрещен.

Папену оставалась только частная переписка. И именно в этот период он стал усиленно переписываться с Лейбницем. Дружески расположенный к Папену, философ охотно отвечал своему корреспонденту.

В этой переписке Папен искал поддержки. И он нашел ее. Он снова почувствовал себя сильным и энергичным. Ему снова захотелось работать, не теряя времени на ожидание приезда Людовика, на помощь которого он, несмотря ни на что, не переставал надеяться.

Как раз в это время Папену попалось на глаза извещение о диспуте, затеваемом иезуитским монахом отцом ле Гост. Этот почтенный патер собирался публично выступить с разработанными им теоретическими основами парусного дела и оснастки судов.

Папен отправился на диспут. Выслушав сообщение ле Госта, он пришел в ужас. Все «обоснование» парусного судоходства сводилось монахом к отысканию у отцов церкви текстов, которые хоть что-то говорили о парусах и кораблях. Эти-то беспомощные высказывания монах и назвал «основой парусного дела».

Папен не выдержал. Он выступил против монаха. Разгромив воображаемую «научность» доклада, он доказал слушателям, что монах решительно ничего не понимает в деле оснастки судов. Увлекшись, Папен перешел к собственным мыслям по поводу мореплавания и заявил собранию, что изобрел машину, которая заменит кораблям паруса. Новая машина будет одинаково быстро двигать суда и в ветер, и в штиль, и по течению, и против него.

Сначала Папена слушали внимательно, но, когда он заявил, что вместо больших и неудобных парусов на его корабле будут колеса с небольшими лопатками, публикой овладело веселье. Всем показалось смешным, что этот фантазер собирается ездить по воде на колесах.

Папена жестоко осмеяли.

Но этим дело не кончилось. Оскорбленный ле Гост и его друзья-монахи подхватили заявление Папена о «таинственной машине», действующей огнем. Они обвинили ученого в богохульстве, в оскорблении отцов церкви. По их словам, еще святой Николай благословил паруса — единственное средство привести судно в движение. Нигде в трудах отцов церкви не говорится ни о каких других силах, кроме силы ветра и течения, которые могут двигать корабли. Поэтому всякий, кто утверждает, что нашел в природе иные силы, действует не иначе, как по наущению дьявола.

Теперь враги Папена получили повод прямо обвинять его в преступлениях против веры. Это было в их руках сильным оружием в борьбе с гугенотом, за которого и заступиться-то было некому.

И поповская компания воспользовалась этим оружием. Очень скоро Папена потребовали в канцелярию кардинала, но на этот раз с ним беседовал не сам кардинал — он даже не вышел.

Папен стоял перед столом, за которым сидели чиновники в сутанах и записывали каждое его слово.

Следствие затянулось. Папена не арестовали только потому, что кардинала не было в городе и монахи не знали, насколько круто можно обойтись с королевским академиком. Но его ни на минуту не оставляли в покое, преследовали мелкими интригами и часто вызывали на допросы.

Папен решил не сдаваться. Он упрямо продолжал работать, насколько позволяли условия. Как раз в это время по Парижу разнесся слух, что из Сабле приехал некий слесарь Бенье, утверждающий, будто им построены крылья, на которых может полететь человек. В доказательство Бенье собирался совершить полет с одного берега Сены на другой.

Одни отзывались о Бенье, как о жулике, приехавшем из провинции дурачить парижан. Другие, религиозно настроенные, полагали, что под грубым кафтаном мастерового скрывается какой-нибудь скромный, но просвещенный монах.