— Опишите подробнее, что вы видели в санузле?

— Ничего! Я потеряла линзы… минус шесть с половиной — страшная близорукость…

— Умница. Именно это вы должны говорить любому другому лицу, кроме находящихся здесь, — Очин окинул брезгливым взглядом непонятливую даму, слившуюся в его воображении с исковерканным трупом. — Но никакие другие лица вас об это не спросят. Ясно?

— Кто-то засунул Хендрика головой в унитаз и утопил его! И… и я думаю, он был изнасилован. Противоестественным образом… С каким-то изуверски смыслом! Но я совсем ничего не поняла! Кажется, отключилась… проговорила несчастная, опасливо поглядывая на хмурых мужчин.

— Уважаемая! Выпили на банкете, отключились — и отлично! Будете спать спокойно, — невесело улыбнулся капитан — Благодарю, ваши показания очень помогли нам.

— Повторяю для ясности, — вмешался Очин. — Вы понимаете, что дело может вылиться в международный скандал. Учтите, утечка информации совершенно невозможна в ваших же интересах. С кем живете?

— Мама гостит у сестры в Воронеже. Дочке четырнадцать. Она уже спит. Музыкальная школа, синхронное плаванье. Ксюша в группе почти самая способная.

— Вот и переключитесь на позитивные эмоции. Мы постараемся оградить вас от следственной волокиты, — Пахайло проводил даму и, закрыв за ней дверь, доложил: — Трошин ждет.

— Пригласите, — кивнул Севан. Даже в мягком свете торшера вырисовывалась особая стать агента — вполне голливудская, несколько кавказская и при этом не режущая глаза броскостью. Спортивный корректный брюнет лет сорока с бархатистым, насмешливым от усталости голосом, держался в тени, вид имел иронический и ненавязчивый. Как Грегори Пэк в «Римских каникулах». Сейчас он взял на себя начальственные полномочия, поскольку ожидавший под дверью Трошин был привлечен к секретному расследованию по его инициативе.

4

Вошел длинноволосый, долговязый, тощий, взволнованный происшествием гражданин из породы вечных студентов, скромный, но с явно выраженной активной жизненной позицией. Переполнявшие его эмоции были готовы вылиться в позитивную помощь следствию. Глубокие глаза, близко посаженные у переносья крупного с горбинкой носа, смотрели по-птичьи встревожено из-за стекол старушечьих очков, в которых добрые бабушки заливают в ротик малюткам спасительный «Панадол». Светлый воротничок сорочки, выпущенный из-под круглого ворота, свидетельствовал о желании владельца потертых джинсов и разбухших от влаги ботинок выглядеть если и не совершенно официально, то хотя бы достойно. Одернув и без того растянутый рябой меланжевый свитер, «студент» потоптался у двери и все ещё раз отметили, что он удивительно похож на Высокого блондина в черном ботинке. Причем, соматическое сходство, как это часто бывает, предопределило общность мимики, интонации, жестов российского гражданина с любимым в стране Советов французским актером.

— Садитесь, Теофил Андреевич, — Севан предложил лохматому кресло напротив. — Вот уже второй раз мы привлекаем вас в качестве нетрадиционного эксперта.

— В данном случае скорее позавидуешь слепцу, — смиренно, но с достоинством заметил тощий, — Ради Бога, если это возможно, избавьте от подобных испытаний… Я могу проконсультировать на расстоянии, по фотографии. У меня чрезвычайно тонкий механизм восприятия. Негативные впечатления его подавляют.