— Ясно — в отличии от химического. Это для тех, кого дуст не берет, Теофил разрумянился от выпитого — такие белокожие легко краснеют и становятся похожими на девушек. Особенно, если с кудрями. Однако оттенка нетрадиционной ориентации во внешности Трошина не было и черты пылкой нежности не вредили мужскому достоинству.

— Я от команды мэра к расследованию «Арт Деко» в качестве наблюдателя приставлен. Вызывает у городских властей тревогу торжествующий беспредел. И совершенно не фотогеничное оформление преступных деяний — ни по ТВ не покажешь, ни с иностранцами толком не объяснишься, паскудство одно. Это я для бодрости похихикиваю. Сам, когда впервые на седалище английского правозащитника взглянул, едва сознания не решился. А уж американочку они так уделали! Чуть не похудел после просмотра видеоматериалов — только за стол, а она перед глазами. Хуже диеты. И вообще — впечатление мрачное. На толчок, не поверишь, с опаской садился.

— Американка, англичанин — причем тут «Идущие»?

— Так они ж просто скопировали вдохновившее их дело! Делай как мы, делай вместе с нами! Мозгов много не надо.

— Не надо мозгов!? Для такого закрученного преступления? А как же они… — взревел Теофил и чуть было не ляпнул про совершенно непроясненную технику умерщвления жертв. Видать не посвятили помощника мэра в детали! Он только махнул рукой, зацепив блюдо с зеленью.

— Узнаю Фильку! — Николай отряхнул салфеткой веточки петрушки с солидного пиджака. — И надо же — встретились! Сидим вот, будто ничего и не было.

Однокашники переглянулись, Филя опустил глаза к тарелке. Напольные часы раскатисто отбили четыре гулких удара, напоминая о текучести времени.

— Семнадцать лет не виделись. Полагал, ты в каком-нибудь лицее про мертвые языки лабуду юным отморозкам впариваешь. В Зеленограде там или в Солнцево. Не знал, что тоже в Москву перебрался, — как-то сразу протрезвел Николай.

— Не перебрался я. Так в Люберах и проживаю, в бабкином доме. Царство ей небесное. Ту нашу двухкомнатную хату в пятиэтажке мамане оставил, она замуж вышла, а у нас с отчимом консенсус не сложился, — охотно вещал весело захмелевший Трошин.

— Сам-то в семейные отношения не вступил?

— Эх, у меня с этим делом такая лента Мебиуса завернулась… Окончил я филологическое отделение «педа» и остался в аспирантуре. Вел семинары по традициям фольклора и однажды чудесным летом махнул с группой своих учениц — особо пытливых девочек в глухие карельские леса обряды и обычаи у стариков выпытывать. Там кошмарная история вышла — едва под суд не загремел, из Института пришлось уйти.

— Ничто человеческое, значит, не чуждо пылкому Филимону, хмыкнул Николай, — да разве в таком бабьем омуте, как ты попал, моральные кодексы выдержишь? Акселераточки нынче отчаянные пошли. Ох и забавные, скажу тебе акселераточки! Был тут один конкурс — Мисс столица… — в голубых глазах Николая зажегся огонек мужского торжества и подкатила к горлу жажда высказаться. Но Трошин тяжко вздохнул и потянул одеяло на себя.

— Не о том я, Коляныч, не о том, старик… не знаю, как объяснить тебе, что бы шизиком меня не диагностировал… Блядки всякие не про мою душу, уж извини. В общем… там, в глухомани этой вековой и случилась у господина Трошина встреча с мистическим. Стал я вроде приобщенным.

— Девочка то хоть хорошенькая была, эта твоя Колдунья? — подмигнул покрасневший глаз друга. Филя не улыбнулся, лишь поднял печальные пшеничные ресницы и признался:

— Была девочка. Только не Колдунья, а Фея…

6

Спал темной февральской ночью микрорайон под название Марьино белый, уютный, тихий, как средиземноморское кладбище.