— Постой… — Филя упрямо замотал головой. — Люк был. Пар был. Тамару надо искать там. Севан, я знаю. Я уже видел смерть. Сейчас я расскажу тебе все до конца. Все, что хотел скрыть даже от себя, закопать в памяти. Сядь и не перебивай. Пожалуйста!

Севан вновь опустился на придвинутый к дивану стул и прикрыл глаза. Теофил не нуждался в свидетеле, он должен был выговориться и смотрел не на собеседника, а в угол с этажеркой, на которой его воображение проецировала давнее, совершенно невероятное происшествие.

Этого Филя предпочитал не вспоминать, никому никогда не рассказывать и почти сумел убедить себя, что увидел во сне или придумал в полете воображения ту давнюю лунную ночь.

Луна стояла полная, от которой не спится и лесорубу, а тем более, едва оклемавшему от горячки впечатлительному аспиранту. Нет, не ушел он в село после встречи на тропинке с Золотой девушкой, решил переночевать у деда, что бы двинуться в путь поутру чуть свет. Проснулся от луны и сразу понял, что в доме один. Ведь понял же! Поднялся, вышел на белесый от небесного света луг и побрел наугад — именно так, как шел утром к источнику и золотой поляне. Поляну он увидел издали — смутное лунное мерцание исходило от нее, пробиваясь между деревьев. Плеск и легкий звон оглашали тишину, словно гномы ударяли в хрустальные наковальни крошечными молоточками или феи чокались праздничными бокалами. И смех… Он осторожно приблизился, прячась за валунами. Вода в источнике, совершенно серебряная и словно светящаяся из глубины уходящего в недра каменного конуса, заворачивалась воронкой, как в гигантской раковине. Среди кружащего серебра, то сливаясь с ним, то вновь вырываясь к свету, мерцало узкое тело девушки. Длинные волосы струились за резвящейся русалкой. Тея плескалась и хохотала, а на валуне сидел, улыбаясь черными блестящими губами, пес. Он повернул к Филе большую голову, задрал морду и легонько подвыл на луну, как бы объясняя происходящее.

— Молчи, Мой. Не подпускай его близко, нельзя. Скоро полночь. Тучи идут. Плохо будет чужому.

Фил задрал голову и увидел темную флотилию облаков, хищно двигавшихся к луне. Вскоре они проглотили бледный диск и волшебство померкло — погасло серебро, тьмою подернулась черная вода, умолк колокольчатый смех.

— Ты где, Тея? Эй, что случилось? — крикнул соглядатай, замирая от охватившего его страха.

— Уходи! Уходи! Тебе… нельзя… Уходи! — прозвучал прерывающийся слабый голос. Фил понял — девушка захлебывается, тонет! Он вскочил на камень, нависающий над водой и увидел, какой черной и страшной стала засасывающая воронка источника. В центре её, то исчезая, то выныривая, виднелась голова Теи. Пес бросил на Фила полный мольбы взгляд и жалобно всхлипнув, кинулся в воду. Он звал, звал на помощь! Теофил окаменел, парализованный противоречивыми порывами.

«— Я не смогу спасти ее! Это самоубийство. Хищный источник ждет жертв!»

«— Я не смогу жить, если позволю ей утонуть!»

Он бесконечно долго, целую вечность, твердил это заклинание, а когда рванулся вперед, оступился на скользком валуне, упал, сбивая локоть и не успев уберечь от удара голову.

Когда «спасатель» очнулся, в небе стояла луна, спокойно, как озеро на сцене театра, лежала водяная гладь. Ни девушки, ни пса не было и в помине. Стоило, наверное, вздохнуть с облегчением и принять любую вполне оптимистическую версию — девушка ушла, девушки вообще не было промелькнувшее видение — плод неокрепшего после малярийной горячки сознания.