— Чую назревающую классовую рознь — ишь взгляд какой — чекистский, Николай нажал кнопку: — Кофейку нам, детка.

А когда появился поднос с кофейником и вазочками нежнейшего фарфора Питерской фабрики, улыбнулся ласково:

— Зря ты волну гонишь. Да, у меня есть полномочия и есть возможности помогать. Добавлю для завершения образа врага: буржуй я по форме и отчасти по содержанию. Вес более ста кг, квартира на Чистых прудах — двести метров. Прислуга, жена сына пятилетнего вундеркиндом растит. Хм… Дача типа шале на Рублевке, туризм по экзотическим уголкам, поездки всякие по служебной линии… Идеологическая платформа — демократически-либеральная. Ну что, раскулачивать будешь? — Тяжело вздохнул буржуй, сопя мясистым носом симпатично вздернутым, располагающим к доверию. Бисеринки пота блестели на широком переносье, обозначив ярче детские, неистребимые веснушки. Николай глянул на друга серьезно и строго. Глаза у того стали круглые, взывающие к пониманию: — Но не гад я, не гад! Старался протоптаться по своей дорожке аккуратно, ухабы стороной обходил. Да, ошибки были. Но старался исправить: в противосовестливых делах не участвовал, для других радел больше, чем под себя катил. Вытаскивал из переделок тех, кто слабину дал или бедствует.

— Для умиротворения собственной души и посильного восстановления справедливости, — съязвил Филя, но не зло, а с сочувствием. — Когда балычок во рту тает, то можно вспомнить и о бабке, которой пятьдесят рэ к пенсии прибавил за убиенного в Чечне внука. Блеснуть слезой на митинге в приюте, которому подарил — опять же за счет казны — пять детских колясок, совсем не грех! Ай да я! Ай да сукин сын!..

— Злой ты стал. Прямо как все, — отмахнулся Николай, не вступая в дискуссию.

— Не злой. Перепуганный наверно… — Филя потрогал геройскую повязку.

— Били? — с облегчением переменил тему добрый начальник.

— Угу. Голова — мое слабое место. Извини, Колька, что я тут митинговал. Идиосинкразия к лицам, гнездящимся в кабинетах. Атавизм совковости. Виноват, сам приперся. Ну не мог же я тебя в ресторан или к себе приглашать. А тут дело такое… Про стихи потом, это сейчас не важно. Влип я. Посоветоваться по известному тебе делу надо. — Филя вдруг опомнился и сделал опасливые глаза, зажав ладонью рот.

— Говори спокойно, у меня кабинет «чистый».

Торопливо прихлебывая горячий кофе, Филя принялся излагать случившееся — как решил вмешаться в расследование помимо Севана, как засек членов шайки и как стал свидетелем фантастической гибели девушки.

— Коль, ты меня знаешь, фантазировать я горазд… Но ведь серию Арт Деко придумал не я. И американка и англичанин и Коберн этот были! И люк в подворотне был. Был, пойми ты! Я сегодня в ресторан, где Тамара работала забегал — не выходит она на работу уже третий день! Понимаешь?! А Севан не верит.

— Озадачил меня, старикан. Фу… — Николай обтер платком взмокший лоб. — Прямо не знаю, что и сказать… Хочешь знать мое личное мнение по всему этому триллеру? Откровенно если уж говорить…

— Ну? Страшно хочу! Не тяни…

— Ладно… — вздохнул, поборов колебания, Николай. — Я в общих чертах ситуацию очерчу. Что у нас некоторые правоохранительные инстанции в противостоянии находятся ты знаешь? И что иной раз друг другу ножку подставить мечтают, особенно, если ситуация имеет перспективу выйти на уровень правительственной и международной — сечешь? Игры такие.

— То есть кто-то очень умный и профессиональный разыгрывает спектакль в стиле Арт Деко, что бы подставить «смежников»? — изумленно застыл с поднесенной ко рту чашкой Трошин.