Очин прочел: «Жуткое происшествие, случившееся сегодня ночью в московской квартире, вызвало сердечный приступ у видавшего виды милиционера. Коммерческий директор одного из крупнейших столичных издательств был доставлен в три часа ночи в клинику Склифосовского с необычной травмой. Петр Борисович Куркин (фамилия изменена в этических соображениях) лишился гениталий. Зашивавший рану хирург утверждает, что ткани не перерезаны ножом, а носят следы воздействия мелких острых предметов, похожих на зубья пилы. Что же произошло с физически крепким, сильным мужчиной?

В ночь трагедии Куркин находился дома. Супруга пострадавшего проснулась от страшного крика и нашла Петра без сознания в туалетной комнате. Тело и унитаз были залиты кровью. Прибывший милиционер, потрясенный картиной злодеяния, не обнаружил следов преступника. Не были найден и отсутствующий орган.

В данный момент жизнь пострадавшего вне опасности, однако нельзя исключить возможность серьезных психических последствий.

Ведущие расследования лица высказывают версию причастности к акту вандализма обиженных коммерческим директором издательства авторов, а так же — супружеской ревности. Лишь находившееся в квартире лицо могло отгрызть гениталии Петра Куркина и уничтожить их, спустив, допустим, в туалет.

Сам пострадавший решительно отрицает обе версии происшедшего: «- У меня крепкие семейные отношения и никаких отношений с авторами. Книг я вообще не читаю. Я их издаю. Издаю с коммерческим интересом. Десятки миллионов читателей имеют возможность ознакомиться с нашей поистине массовой продукцией. Случившееся со мной лишний раз подтверждает, что литература для широких масс стоит на правильном пути.»

В данном случае, скорее всего, можно говорить ещё об одном смоделированном по примеру литературного чтива преступлению. Достаточно ознакомиться с наиболее тиражируемой издательством детективной серией, что бы найти детали, вдохновившие преступника…»

— Не понял… — полковник захлопнул папку. — Кто этого Курицина оприходовал?

— Полагаю, Никита Сергеевич, чистая ДЕЗА. Кому — то шумок вокруг мистических происшествий, ой, как нужен. И нас подставить страшно хочется. Ведь подневольные мы люди, что нам не подкинут — все расхлебываем. Опять же таки — литератором пиар накручивается. — Василий хохотнул: — Однако, не малой ценой.

— Вот именно! Понаписали пакостей, пусть за свою задницу поволнуютя. А ты копай.

Плакатный фейс Пахайло принял задумчивое выражение:

— Копаю, Никита Сергеевич, в разных направлениях. Никак нить не ухвачу: кто же нас так ловко в интригу затягивает?

— Разные могут быть варианты, — Очин загрустил:

Я хозяину города аккуратно докладываю про события с нашими жертвами гостями столицы, а он стихи читает! Глаза при этом у подлеца чистые-чистые! Похоже, знает он куда больше, чем нам хотелось бы думать.

— Интересненько… — прищурился Пахайло. — Вы мне диктофончик с поэзией ещё раз прослушать дайте.

21

— Ну, понял, чем пахнет? — торжествовал Жетон, наблюдая за выражение лица ознакомившегося с сообщением о страданиях книгоиздателя Теофила. Брезгливое было выражение и отсутствующее. После болезни явился Теофил в полной задумчивости и в комиссарской повязке на раненой голове. Предчувствуя интереснейшие откровения ясновидящего, Жетон не унимался:

— Искусство и жизнь взаимодополняются! Не известно, кто кого больше вдохновил. Только не сомневаюсь, что теперь господин Куркин будет испытывать особое пристрастие к историям, повествующим про откусанные гениталии и всяческие анально-фекалийные извращения. Вот где смычка авангарда с попсой! На унитазе они сошлись в обнимочку.